Андрей Сердюк - Вложения Второго Порядка
А в ответ ему на лазурном полотнище неба вдруг вспыхнули огненные буквы: "Мне-то лучше знать".
И тогда обиженный Зотов проорал, будто не в себе был: "И слова подбираешь ты рыхлые, и стиль твой неряшлив, и сам ты дурак!"
А в ответ - огнём по небу - спокойно так загорелось: "Никому не дано писать так, чтоб всякая его фраза была вменена в качестве цитаты. Конец цитаты".
Зотов очнулся, отвёл глаза от лампочки standby и включил телевизор.
Концептуально остановился на местном канале: на провинциальных телекомпаниях денег крутится меньше, а значит меньше в их продуктах консервантов, ароматизаторов, красителей и прочих вредоносных медиадобавок. Понатуральней как-то. Пусть серенько и пресно, зато не траванёшься.
Выбрал, - и концепт не подвёл.
Передавали чёрно-белую запись драматического спектакля: по сцене, которую незатейливо украшал сухостой, стилизованный искусственными бумажными цветами под цветущую вишню, бродили три мужика в пыльных сюртуках начала века.
Мужики вели неспешный диалог, - ту обычную российскую беседу, что можно слушать с любого места, прокручивать с конца и прерывать на середине:
-- ...и всё скользко как, когда мысль лишь о голой пользе. Тотальный "Вишнёвый сад", какой-то, Митя.
-- Да не вишнёвый был тот сад, Поликарп Егорыч, а вишневый. Плодоносил он. И плодоносит! А значит, варенье, варенье варить нужно. В сезон варить. И с банкой варенья на перевес уйти, к чёртовой матери, из Истории в Биографию! Уйти, как учил один могучий старик. Не услышали. Всё веруем, что главные мы здесь... Интеллигенция! Тьфу1 Прожектёры... Нет, не главные мы здесь, - последние!
-- Что ж вы так жутко интеллигенцию-то не любите?
-- А есть, за что любить? Жалкие рабы своей вялости, трусости и вековой лени. Боимся жизни и надеемся, что без пота и крови снизойдёт на нас благодать, лишь за смирение наше, чрезмерное умствование и боголюбие.
-- Ну, вот и явились апостолы практической пользы...
-- И со звероподобным усердием принялись за дела божьи.
-- Считаете меня неправым?
-- Кто мы, чтобы судить?
-- Так к чему спорите?
-- А мы и не спорим. Это вы, батенька, сами с собой спорите. Хотите через нас, себя в чём-то убедить... Шли мимо, шли. Мы рядом стояли. Заискрило... На всё воля божья.
-- Не верю я.
-- В бога?
-- Богу.
-- И на то Божья воля.
Ну, всё ясно: двое, которые постарше (отцы), вяло оппонируют тому, что помоложе (детёнышу). Лишние люди...
И эти, до мурашек на зубах вечно лишние, продолжали выдавать реплики на гора с мужеством шахтёров, оставленных в забое по решению парткома ещё на одну смену:
-- Из пустого всё, да в порожнее... А ведь и нет иного пути, Митенька, как уповать на постепенное смягчение нравов людских... Лишь через богоискательство, лишь через возвышения духа человеческого... Только таким образом и возможно установление мира социального... На то и уповаем! Тем и промышляем... И в том видим своё подвижническое предназначение... А что не хочешь принять этого, так то - по горячности своей молодой, да максимализму, так свойственному неокрепшим в вере юным душам...
-- И сколь же ждать? А, господа? Век? Три века? До Страшного Суда? А жизнь-то, господа, у каждого одна! Разве ж можно себя всю жизнь разговорами одними тешить... когда всё вокруг требует энергичности, практического риска, и хватки! Да, да, господа, - хватки! Ждать нового человека глупо, когда всяк может сам стать сим новым человеком. Упустим шанс, и посмеётся над нами...
Тут на сцену из-за кулис бочком вышло ещё одно... действующее лицо - крепкий высокий мужичонка в малиновой народной рубахе, кушаком подвязанной, да полосатых штанах, по-простецки заправленных в начищенные до пошлого генеральского блеска сапоги. И окладистая бородка. И шапокляк на голове...
В его зажатых движениях было что-то такое, что показалось Зотову знакомым. И в интонациях голоса (вспоминай теперь!) тоже:
-- Я, господа, премного извиняюсь... я поблизости живу... Егор Кузьмич Клюквин - я... Может слыхивали? - Клюквин и братья... мясобойня на паях и... по торговой части... Я тут... как сказать... э-э-это самое... милостиво повелеть соизволил... Как же это... В общем, по всему выходит, я тапереча ваш, с позволения сказать, сосед... Прикупил, знаете ли, по случаю у вдовы статского советника Полушкина дом... Точнее... не буду лукавствовать, - за долги он мне отошёл...по закладной... с садом, знаете ли, и с лугом, и с лесом... до реки... Так, что уж...А что зашёл, так это... отсыпьте по-соседски соли четверть фунтика... с отдачей... знаете ли, с этим переездом...
-- Вот, господа, смотрите! Живой пример моим словам. Пока мы тут заходимся в разговорах о судьбах отечества, народец дело делает. И пока люди нашего круга будут рассуждать о своём предназначенье, и плутать в трёх соснах нравственного поиска, этот народец всё скупит на корню - сады, леса, поля, горы, долы и даже эти самые три пресловутые сосны! И под себя выстроит жизнь общества, - такую жизнь, где не будет места не вам, не мне, не, к сожаленью, мадам Полушкиной. Задумайтесь, господа! Опомнитесь!
-- Эй, - я что-то вас не понял, кексы... Вы мне что, - соли, что ли, не дадите?
Кто предсказал, что всё главное начинается, когда опускается занавес? Тенеподобные мужики растворились - на экране, после душераздирающей отбивочки, образовалось голова. С лицом, конечно. И это лицо тоже показалось знакомым.
Как сообщили титры, было это большое лицо маленького человека, лицом государственного мужа. Выходит, что не маленький был человек, а как раз большой. Шишка. И она напомнила согражданам о тех великих свершениях, которых добилась на посту губернатора за истекший срок. И завлекала их величайшими проектами, которым сбыться суждено, если, конечно, сограждане не будут раскрашивать носорога, а вновь проголосуют за неё достойную.
Зотов припомнил. Вокзальная площадь. Огромный агитплакат. Фамилия губернатора (оказывается, - Золотников) объясняла дурацкий слоган в нижней части постера:
МАЛ ЗОЛОТНИКОВ, ДА! ДОРОГ
Он ещё подумал тогда, глядя на холёное, да мордатое, лицо этого карлика, о сомнительности использования двусмысленного понятия "дорог" в пропагандистских целях.
Но, впрочем, никто не может быть назван дорогим, в монетарном смысле, конечно, как только по решению суда. Презумпция недороговизны - основополагающий принцип современного права. Права быть избранным. Так что: прочь, прочь, прочь грязные сомнения!
Что радует? Радует то, что отработанной чертой человеческой коммуникации является способность человека выключаться из информационного процесса в одностороннем порядке, а в последние годы - выключаться дистанционно. Зотов спас себя от бесполезной информации, нажав красную кнопочку.
