Яков Окунев - Катастрофа
Так! Так! И вот так. И еще так! - торжествует Ундерлип, следя за полетом снарядов.
И вдруг он видит из окна: в подъезде его дома, собственного дома Ундерлипа, на ступеньках лежит человек в синем костюме, с винтовкой в руках. Этот человек набивает в камеру винтовки обойму с патронами, вытягивает руки с винтовкой и - бац-бац-бац! На ступеньке его собственного дома! Впрочем, может быть, это патриот? Если патриот, то, конечно... Почему бы ему не стрелять в красных со ступенек собственного дома хлебного короля?
Да, верно. Это патриот Сэм. Но он, этот патриот, стреляет не в красных, а в своих. Патриоты засели на противоположном конце площади, у края панели, и чахоточный Сэм, покашливая и похаркивая, посылает им пулю за пулей.
Опять снаряд. От его разрыва лопнувшее окно в кабинете Ундерлипа разлетается в мелкую стеклянную пыль, и волна сгущенного воздуха, ворвавшись в кабинет, ударяет в люстру. Осколки хрусталя падают сверкающим дождем на красный бобрик на полу.
Ундерлип снова опускается на пол. Его посиневшие губы пляшут. Он ползет по-собачьи по бобрику, не находя в растерянности дверей, тычется головою о стены, задевает и опрокидывает тумбу с вазой и, со страху, совсем распластывается на полу.
Да, да, надо выбраться отсюда. Куда-нибудь пониже, пониже. Ундерлип, миллиардер, ползет на животе по ступенькам. Он добирается до дверей каморки Дика, открывает дверь и поднимается на ноги. Он садится на табурет, но, почувствовав тошноту, ложится на жесткую кровать своего слуги. Ундерлип, хлебный король!
У полицейского автомобиля, на котором агент Пик везет Джека Райта, лопается передняя шина. Она лопается со слишком сильным грохотом, с каким-то двойным взрывом, и сидящий справа, как раз у этой шины, Пик быстро прячет в карман револьвер. Может быть, Пик выстрелил в шину?.. Очень может быть.
Во всяком случае автомобиль дальше не поедет, потому что нет запасной шины. Не угодно ли мистеру Райту вылезть из автомобиля? К сожалению, придется пройти пешком версты полторы. Один полисмен останется с машиной, потому что шофер отправился за шиной, а автомобиль нельзя оставлять в этой глухой местности без надзора. Другой полисмен пойдет сзади, а Пик. с позволения мистера Райта, должен взять его под руку. Вот так. И мистеру удобно, и для Пика надежнее.
Не обижается ли мистер Райт на Пика за недоверие? Честное слово, Пик действует в интересах мистера Райта. Мало ли что в положении мистера Райта может взбрести в голову? Например, может взбрести в голову сумасшедшая мысль - бежать. Да, сумасшедшая. Знает ли мистер инструкцию? Нет? Инструкция предписывает: в случае, если арестант - извините, ради бога, сопровождаемый конвоем, попытается бежать, конвой, при невозможности задержать арестанта - простите! - обязан стрелять. Заметьте, мистер Райт, о-бя-зан! Таким образом, беря под руку мистера Райта, Пик гарантирует его от двух бед: от попытки бежать и своей обязанности стрелять...
Да, местность глухая. И к тому же темно, как у негра... Где у негра темно? Ну, скажем, в носу. И еще к тому же в этой местности - свалки. Тут легко спрятаться так, что даже полицейская собака не сыщет. Стоит только отбежать на несколько шагов и - ищи ветра в поле!
Джек Райт крепко сжал челюсти и молчит. Эта лопнувшая шина. Конечно, Пик выстрелил в шину. Джек
Райт слишком крупный зверь, чтобы рискнули вести его пешком, ночью, под конвоем двух полисменов. И еще; второму полисмену ведено идти сзади. Почему?
Джек Райт далеко не трус. Он бывал в разных переделках. Но сейчас у него крепко бьется сердце, и он плотно сжимает челюсти, чтобы не обнаружить дрожь, которая пробегает по его телу. Инструкция. Это очень удобная инструкция, когда полиции надо убрать революционера, не прибегая к суду.
Может быть, мистер Райт молчит из презрения к Пику? Мистер, надо знать душу человека. Пик сочувствует некоторым идеям. Если бы Пика спросили, надо ли держать в тюрьме такого блестящего оратора, как мистер Райт, Пик ответил бы: нет, тысячу раз нет! И если бы Пику не угрожала неприятность по службе, он, пожалуй, исполнил бы инструкцию спустя рукава и дал бы мистеру Райту скрыться.
А ведь идея, в самом деле! Предположим, мистер Райт делает попытку бежать, а Пик стреляет из этого браунинга вверх или в другую сторону. Инструкция выполнена и никаких неприятностей. А?
Обдавая Райта запахом гниющих зубов. Пик шепчет ему в лицо:
- Как вы думаете? А? Право, я симпатизирую вам.
И в это время выпускает руку Райта и, сбавив шаг, чтобы, отстать от него, поднимает правую руку с браунингом.
Но прежде чем Пик успевает нажать спуск, Райт быстро оборачивается к нему и ударяет его кулаком по руке. Браунинг падает. Райт отбрасывает его ногой и, низко пригнувшись к земле, скользит в темноту.
- Стреляй, дьявол! - кричит Пик.
Полисмен выпускает один за другим заряды. Оба зажигают электрические фонарики и рыщут между холмами отбросов, гниющих на свалках. Пик не находит ничего, кроме своего револьвера. С досады он тоже выпускает все заряды и одновременно выпускает весь свой запас отборнейших выражений. Так как у него больше нет в запасе ни пуль, ни крепких слов, то он хлопает себя по одной щеке, потом по другой:
- Болван! Идиот! Промазал, старый дурак! Где твои пятьсот долларов, растяпа ты этакая?
После этой тирады Пик сует свой браунинг в карман и молча шагает с полисменом в обратный путь.
VII
Если красные возьмут верх, Кингстон-Литтль лишится Ундерлипа - курицы, несущей золотые яйца, и, может быть, лишится даже головы, рождающей блестящие идеи. Те, кто имеют работу, бросили ее. Безработные хотят работать. Великая забастовка может быть сорвана и будет сорвана. Эту идею Кингстон-Литтль выбрасывает на митингах. Летая на автомобиле с одного конца Нью-Йорка в другой, он щедро сеет в головы безработных патриотов: кто хочет работу, немедленно получит работу за двойную плату.
Улицы перетянуты колючей проволокой, взрыты, загромождены опрокинутыми омнибусами, телегами, телеграфными столбами. Одни баррикады покинуты, и собаки слизывают на мостовой подле них кровь. У других баррикад кипит бой. Новобранцы - с красными. Часть артиллеристов примкнула к красным. Мужики с юга с крепкими затылками, с воловьими шеями, с низкими лбами, бьют красных. Они истые патриоты, потому что дорогой хлеб - это хорошие доходы, это крепкое хозяйство. Идея Ундерлипа им по нутру, этим мужикам с ферм и хлебных плантаций. Поэтому, сменив крестьянское платье на хаки, они крепко стоят за порядок Ундерлипа и послушно идут, под командой инструкторов, брать баррикады и бить красных.
Бродвей был в руках патриотов. Сам Кингстон-Литтль сидел в бывшем клубе красных "Пятиконечная Звезда" и распоряжался ходом сражения. И вдруг. Да, да, совершенно неожиданно. На Бродвей-стрите появились танки. Четыре танка. Медленно ползли эти бронированные черепахи, громыхая своими тяжелыми цепями, наползали на заграждения и давили их в лепешку.
