Игорь Ларионов - Вывих времени
- Лунное солнце является ядром Луны, между ним и внутренней поверхностью океан тончайшей атмосферы, - подумал Пьер. Внизу он увидел уже знакомые ему реку и замок.
Опустившись на массивные каменные плиты, поросшие мхом, он остановился перед высокими фигурными створками ворот, отлитых из тяжелого, черного металла. Пьер подошел поближе. Бесшумно, словно завеса, створки ворот упали куда-то вниз, освобождая проход. Переступив за линию ворот, Пьер оказался в большом круглом дворе, выложенном все теми же плитами. Сам замок лежал несколько поодаль, на возвышении и к нему вела длинная, широкая лестница, по обе стороны которой стояли вереницей рыцари в черных доспехах, с опущенными забралами и обнаженными мечами, клинки которых сверкали пламенем жидкого огня. Поднимаясь по лестнице, Пьер насчитал двести тринадцать рыцарей, а может быть их изваяний, настолько неподвижно застыли они на своем посту.
Пройдя лестницу, он миновал полукруглый вход и оказался в широком длинном коридоре, освещенном тусклыми разноцветными бликами, просвечивающими через закрытые витражами овальные окна. Когда Пьер дошел до середины коридора, неожиданно все погрузилось в кромешную тьму. Только перед его ногами, горел маленький светлячок, который медленно плыл вперед. Следя за ним, Пьеру пришлось несколько раз сворачивать в сторону, пока он вдруг не оказался в огромном сводчатом зале, освещаемом солнцем. Крыша, находившаяся на невообразимой для здания высоте, во многих местах была обвалена и сквозь проемы вливались снопы голубых лучей. Наверху, под самым потолком, на перепончатых крыльях парили птицы. Пол зала представлял собой прекрасно сохранившиеся, идеально отполированные шахматные квадраты, белые и черные. Окна в этом циклопического размера зале отсутствовали. Его темно-серые стены были испещрены какими-то барельефами и знаками. Вдоль стен тянулись сводчатые анфилады высоких колонн с выбитыми на них письменами.
В конце зала на рубиновом шаре - резной, слоновой кости трон, к нему вели двадцать две ступени, черных и белых. На троне, неясными контурами, застыла черная тень.
Пьер шел в мертвой тишине. На середине зала его шаги вдруг стали гулко отдаваться резкими звуками, каждый из которых постепенно угасал приглушенным эхом. Наконец он остановился перед ступенями, ведущими к трону.
Черный силуэт, неподвижно застывший на нем, оказался фигурой, облаченной в черную мантию, увенчанной черной шляпой, большие поля которой бросали на лицо непроницаемую тень. Из-под мантии были видны лишь руки. Длинные зеленые пальцы, шесть на одной руке и семь на другой, усыпанные драгоценными перстнями, покоились на изогнутых подлокотниках.
- Остановись, странник! - послышался медленный, несколько приглушенный, но в то же время отчетливый голос, который, казалось, доносился одновременно со всех сторон.
- Где я? - спросил Пьер.
- Я знаю твой язык. Знаю тебя. Мой же язык всегда будет закрыт от тебя завесой неведения. Поэтому ты никогда не постигнешь "Где ты" и "Кто Я". Потому бессмысленно вопрошать здесь о чем-либо. Ты должен только внимать! И отвечать "да" или "нет", если тебе будет предложена альтернатива выбора. За более чем сто миллионов лет истории твоего человечества, в этом зале побывали лишь немногие земляне, числом эквивалентные пальцам на моих обеих руках.
Окончив говорить, черная фигура медленно подняла шестипалую руку, и из-за колонн вышли две вереницы существ, напоминающие людей, только раза в три превышающие их по росту, Все они были обриты наголо и обнажены по пояс, их темно-серая кожа лоснилась. Одна процессия несла огромный каменный саркофаг. Другая - большой серебристый шар из зеркально отполированного металла.
Шар был водружен по правую сторону трона, саркофаг - по левую. В то же мгновение шар раскрылся на две равные половины, внутренние срезы которых оказались наверху, строго параллельно полу. Из них поднимались клубы тончайшего белого пара. Одновременная многотонная крышка саркофага плавно поднялась в воздух, оставаясь висеть в неподвижности. Изнутри каменной громады источался нежный, заманивающий в блаженное забытье запах.
- Посмотри в Зеркало Времен, - поговорил голос.
Пьер подошел к раскрытому шару. В этот момент половинки шара стали медленно опускаться в пол, словно он был не из твердых плит, а представлял собой поверхность водоема. Под ногами у Пьера теперь были две плоские окружности, одна из которых зияла непроницаемой чернотой космической бездны, а другая... За ней переливался кристально чистый океан, нет, это было скорее круглое окно в ярко освещенный океан бесконечных вод. И в них мириадами огней горели звезды. Один голубой огонек становился все больше и больше. Он как бы выплывал из остального Космоса к Пьеру, становясь виднее, ярче и отчетливее. Земля! Пьер видел Землю с хорошо знакомыми ему очертаниями материков и океанов, с потоками атмосферных течений, нежной пеленой окутывающих планету. Теперь он уже различал города, улицы, дома и отдельных людей. Картины человеческой истории стремительным калейдоскопом проносились перед его завороженным взглядом. Неожиданно картина сменилась. Он увидел точное отражение зала, в котором стоял, себя самого, смотрящего в магический диск. Вот он отходит в сторону и проваливается сквозь пол, молнией проносясь сквозь темную, глубокую шахту. Вдруг оказывается в белой сферической комнате. Его тело распластано на столе сложной формы. Вокруг ходят металлические люди с белыми, губчатыми шарами вместо лиц. Их упругие щупальца держат какие-то инструменты, которые переливаются причудливыми цветами жидкого огня. Над изголовьем стола - большой сферический экран, густого малинового цвета. На нем, в объемном изображении, во всех мельчайших подробностях, солнечным светом горит карта его мозга и нервной системы. Над другим концом стола висит такой же экран, только сине-голубой. В нем лунным светом горит его генетическая карта - целый космос замысловатых спиралей, знаков, фигур. Металлические люди приносят маленькую черную шкатулку и бережно открывают ее. В ней лежит небольшой черный цилиндр, излучающий, видимые каким-то особым зрением, черные концентрированные лучи. Лучи проникают в его генную карту и ее знаки приходят в движение, нет, не все, а только некоторые. В наиболее важных узлах зияющей чернотой отпечатываются новые карты, которых не было раньше. В сторону малинового экрана направлен один-единственный черный луч. Он проникает в глубину мозжечка, точнее, где-то рядом с ним, и впечатывает непроницаемое черное пятно. Слышался странные, болезненно сжимающие душу ритмы, которые видимым для внутреннего зрения звуком вливаются в черное пятно, вмонтированное в карту мозга. Эти видимые звуки ложатся в пятно спиралями, словно навечно пишутся на магнитофонную ленту, вмонтированную в основание мозга. Послышался звук, напоминающий удар гонга. В этот момент обе горящие солнечным и лунным пламенем карты выплыли из своих экранов и повисли над распростертым телом. Еще мгновение и они провалились во внутрь, будучи впитаны организмом Пьера, словно губкой. Металлические люди бросились к нему. С бешеной скоростью они стали массировать все тело своими многочисленными щупальцами. Постепенно тело становилось все меньше и меньше. Вот оно уже размером с новорожденного. Теперь с воробья. С пчелу. Маленьким светлячком оно вылетает из сферической комнаты, проносится по черному тоннелю, сквозь пол влетает в залу и проваливается в голубую окружность, стремительно падая на Землю. Завороженно глядя в магическую окружность, Пьер увидел, как светлячок влетел в большое многоэтажное здание из стекла и бетона. В продолговатом зале, под овальными прозрачными колпаками лежали тела младенцев. Человеческий инкубатор. Светлячок пулей ударил в темя одного из младенцев. Пьер болезненно вздрогнул от пронзившего его крика родившегося на свет ребенка. Двое, в белых халатах и масках, бережно вынули из-под колпака нового гражданина планеты. Далее, как в ускоренном фильме, пронеслись его детство, юность, обучение наукам и искусствам. Вот, уже повзрослевший, он создаёт новую философию нового времени, которая стремительно превращается в планетарную религию. Ее адепты устанавливают скрупулезный контроль не только за каждым вздохом и шагом каждого человека, но даже за тенью его мыслей. Из особой плазменно-магнитной материи созданы чудовищные телепатические компьютеры. Каждый человек с рождения готовится и получает определенное поле деятельности, в соответствии с заранее заложенной в него генетической программой. Как правило, все виды работ, возложенные на людей, сами по себе никому не нужны и бессмысленны. Однако эта бессмысленность тщательно скрывается специально созданными для определенных типов людей и интенсивно излучаемыми скрытыми телепатическими сооружениями. Но за всей этой бессмысленностью проступает точный расчет. Еще до рождения человека, компьютеры рассчитывают, какие виды и формы деятельности на него возложить, чтобы на протяжении всей его жизни выжать из него максимум жизненных соков. Пьер увидел, как тончайшие нити невидимых капилляров соединяют Землю с Луной. И как по этим капиллярам поднимается жизненный сок, концентрируемый в гигантских озерах, скрытых в толще лунной коры. Временами, из нависающего над ними черного, непроницаемого тумана появлялись извивающиеся клубки белых щупалец, присоски которых жадно втягивали в себя живительную влагу. Когда они исчезали, уровень жизненного эликсира в озерах заметно убывал, постепенно поднимаясь вновь, напитываясь мириадами капилляров, опущенных к Земле, словно титаническая паутина космического паука-вампира. Для гурманов человеческих соков требовались различного типа эликсиры жизни. Не только выдавливаемые во время изнуряющей работы из зажатой в тиски запретов и страхов души. Не только взрываемые во время ссор, неугасающих раздоров, конфликтов, тайных и явных войн. Нужен был еще особый сорт эликсира, получаемый от нечеловеческих мучений души и тела. Его получали в особых, задекорированных под госпитали, зданиях, где пациентам устраивали самые изощренные экзекуции, с использованием далеко продвинутой компьютерной техники. И над всем этим реяли лозунги всеобщего благоденствия, процветания народных масс, вооруженных прогрессирующей техникой двадцать шестого века, вдохновленных великими идеями человеческого гения всех времен и народов, его, Пьера Горского. Везде его статуи и портреты. Ему поклоняются, как Богу. Возливают фимиам славы и почитания. И когда в возрасте двухсот пятидесяти лет он неожиданно умирает от странной и неразгаданной компьютерами болезни, его тело, заключенное в золотой саркофаг, доставляют на вечное успокоение на Луну, в специально выдолбленную для этой цели шахту.
