Вениамин Яковлев - Иуда
А ближайшие ученики... Но между ними и им лежит какая-то грань, которую ни они, ни он никогда не переступают. Недаром они так часто его боятся и так плохо понимают его слова, а он никогда не говорит им о самом сокровенном. И Иуде кажется, что Учитель скорбит смертельно о своем одиночестве, несмотря на то, что, по его словам, с ним всегда Отец Небесный.
И Иуде жалко Учителя.
Но разве можно жалеть Бога?
Он - Сын Божий. Он - Бог сокровенный...
Но если так, то почему хоть на миг он не откроет своего лица хотя бы им, отдавшимся ему беззаветно. Почему он не покажет им Бога в себе или вне себя, явно лицом к лицу...
Всюду покровы, всюду тайна!
И почему он не обнаружит своей Божественной силы?
...Он творит чудеса.
Но вот теперь он сам, Иуда, тоже творит чудеса. Конечно, его чудеса меньше чудес Учителя, но все-таки и он исцеляет больных и поднимает с одра расслабленных.
Да, может быть, творить чудеса вовсе не так трудно. Для этого достаточно, может быть, знать имя, которое хранится в секрете... Да притом, какие же это чудеса для Бога?
Не надо много чудес.
Пусть он сотворит одно, но такое, чтобы потряслась земля и небо, и чтобы растерянные и побежденные упали во прах, все противящиеся его слову...
Он требует всего от человека... Но сам он только обещает. Он ничего не дает в залог, по крайней мере ничего такого, что можно было бы увидеть глазами и ощупать руками.
Хотя бы что-нибудь такое, во что не надо бы было верить, что можно было бы знать. Главное - знать наверное.
Все, все висит в воздухе без опоры.
Выбор страшен.
Ведь надо отдать то, что и руками можно ощупать, и глазами увидеть, и ощутить всем телом. Надо отдать жизнь.
А ведь живет человек только однажды.
* * *
День возвращения учеников к Учителю был днем светлой радости. После разлуки, показавшейся такой долгой, снова видели его лицо, слышали его голос, касались его рук.
Все спешили рассказать ему о всем виденном и слышанном, радовались как дети, чувствуя в себе новые творческие силы, сознавая себя причастными к какому-то нечеловеческому могуществу.
Иуда, охваченный общим настроением, тоже радовался, забыв о своих сомнениях и о своей муке.
И Учитель был радостен.
Ласково смотрел он на учеников, а потом поднял взор к небу и стал молиться.
И молитва его звучала силой и восторгом.
"Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил это от мудрых и разумных и открыл младенцам.
Ей, Отче, ибо таково было Твое благоволение".
И, обратившись к ученикам, он назвал их блаженными.
"Многие пророки и цари, - говорил он, - желали видеть то, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышали, и не слышали..."
Но потом опять знакомая грусть легла на его лицо.
"Я, - сказал он, - видел сатану, спадшего с неба как молнию".
Иуда вздрогнул, ему показалось, что где-то совсем рядом с ним огромная темная тень, черная тень...
А Учитель, обращаясь к народу, призывал трудящихся и обремененных, обещая дать им покой и возложить на них благое иго и легкое бремя.
* * *
Ночью плыли по морю... Учитель с вечера отослал их, остался на берегу с народом, а потом, вероятно, ушел в горы молиться.
Они были одни...
Поднималась буря. Прямо в лицо дул сильный ветер, и глухо волновалось море...
В лодке было одиноко и страшно...
Но вот там, на волнах морских, заметили они какой-то белый отсвет. Точно столб морских брызг, сияющих в лунном свете или какое-то белое облако двигалось к их лодке.
Вот ближе и ближе призрак.
Вот он уже почти поравнялся с ними, так похожий на Учителя своей лучистой белизной.
Как будто хочет миновать их, устремляясь к невидимой дали...
Тогда они закричали от ужаса.
Он обернулся, и прозвучал сквозь гул морской бури знакомый голос, похожий на звук серебряной трубы Иерусалимского храма, сзывающий на молитву.
"Это я, не бойтесь".
И Петр, восторженный и страстный, как всегда, вскочил в лодке.
"Господи, если это ты, то повели мне придти к тебе по воде..."
И он сказал: "Иди".
И вот, затаив дыхание, точно во сне, видят они невероятное видение.
Тихо двигается, белый как свет, Учитель, и навстречу ему идет Петр, тяжело ступая по воде как по ровной Галилейской дороге.
* * *
Вдруг случилось что-то страшное...
Точно подломилось что-то под Петром, и он рухнул всем телом туда, в холодную бездонную глубину, крича нечеловеческим голосом о помощи.
Но Учитель протянул ему руку, и через минуту они были в лодке среди онемевших учеников.
Петр, смешной и растерянный, испуганный и радостный выжимал намокшие одежды.
Учитель сел на корму, посмотрел на него и сказал в наступившей сразу ясной и спокойной тишине:
- Маловерный! Зачем ты усомнился?
На другой день они были в Капернауме, в синагоге. Сначала синагога была пуста, и они были почти одни.
Но потом сразу нахлынула толпа.
Это были люди с другого берега, и народ искал Учителя.
Люди входили целыми толпами и громко выражали удивление: как это Учитель перебрался сюда, когда, кажется, не было лодок на берегу. Вскоре в синагоге были заняты не только все скамейки, но и все проходы. Люди теснили друг друга, нагромождались даже на окна.
Казалось, все ждали чего-то необычного. И Иуда тоже ждал... Он был весь под впечатлением ночного видения и события предшествующего дня. Ведь накануне Учитель напитал пятью хлебами пять тысяч, и Иуда слышал в толпе восторженные и упорные голоса о том, что его надо провозгласить Царем Иудейским. Теперь эта возбужденная толпа пришла сюда.
Не пришел ли час, ЕГО час, о котором ОН говорил?
Может быть сейчас он откроет им всю полноту своей Божественности, сотворит знамение, которого еще никогда не видели, и народ поведет его к престолу Давида, преклоняясь и ликуя. Все ждали...
И вот Учитель начал говорить...
Но как не соответствовали его слова общему ожиданию.
Он говорил властно, как обличитель.
"Истинно, истинно говорю вам, вы ищите меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились.
Старайтесь не о пище тленной, но о пище пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий, ибо на нем положил печать свою Отец, Бог...
Хлеб Божий есть Тот, Который сходит с небес и дает жизнь миру. Я есть Хлеб жизни, приходящий ко мне не будет алкать и верующий в меня не будет жаждать никогда.
Но я сказал вам, что вы и видели меня и не веруете.
Все, что дает мне Отец, ко мне придет и приходящего ко мне не изгоню вон..."
И чем дальше, тем его слова становились необычайнее.
"...Я Хлеб жизни, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить во веки. Хлеб же, который я дам, есть Плоть моя, которую я отдам за жизнь мира...
