Салли О'Рурк - Человек, который любил Джейн Остин
Зажав сумочку под мышкой, Элиза поднялась по широким ступеням и вошла в здание библиотеки, не слишком представляя, что именно хочет там найти.
Из вестибюля с высокими потолками, под которыми эхом отдавался каждый шаг, она, следуя указателям в виде сине-золотых стрелок, прошла мимо главного читального зала, напоминавшего величием архитектуры кафедральный собор, спустилась вниз и зашагала по длинному коридору, выложенному мраморными плитами. Эта часть здания в давнюю школьную экскурсию не входила.
Дойдя почти до самого конца коридора, Элиза, к величайшему своему удивлению, услышала звуки веселой музыки – доносились они из демонстрационного зала, довольно просторного помещения с высокими потолками. Удивление усилилось, стоило только Элизе заглянуть в зал. Он был огромен, и народу тут собралось видимо-невидимо.
В соответствии с последними новомодными веяниями выставочный зал библиотеки превратили в своего рода мультимедийный развлекательный центр, где были выставлены книги Джейн Остин и другие экспонаты. И все это – в сочетании с движущимся калейдоскопом различных изобразительных материалов, светом, цветом и музыкой.
Войдя в зал, Элиза поймала себя на том, что одобрительно кивает при виде спроецированного на стены и создающего особое настроение движущегося изображения. Видеофильм был снят из окна кареты, едущей по узкой лесной дороге, сквозь деревья просвечивал огромный английский аристократический особняк – в точности такой был описан Джейн Остин в романе «Мэнсфилд-парк». Помимо совершенно очаровательных пасторальных пейзажей, чредой разворачивающихся на стенах, настроение создавала и музыка. Через динамики лились звуки струнного квартета, на них гармонично накладывались другие: стук копыт, фырканье лошадей, хруст гравия под колесами кареты.
Отвернувшись от этого «пиршества» для глаз, Элиза увидела, что помещение наполнено видеоизображениями. Тут демонстрировались различные издания произведений писательницы, как редкие, так и широко известные; на цифровых мониторах с великолепным качеством картинки мелькали сцены из фильмов и телесериалов, снятых по ее произведениям.
Выставлены были и личные вещи знаменитой писательницы. Впрочем, их было не так много. Гораздо больше показывалось на мониторах, причем каждый предмет был удостоен пространных комментариев известных британских писателей и ученых.
– Потрясающе! – пробормотала Элиза.
Она медленно продвигалась по залу, разглядывая экспонаты и чувствуя, как нарастает разочарование. Поскольку ничего, могущего помочь ей в раскрытии тайны, определить подлинность писем, тут не было.
А потом вдруг она увидела небольшой стенд, где под стеклом лежало письмо, написанное Джейн Остин ее сестре Кассандре в 1801 году.
– Фантастика! – воскликнула Элиза, чувствуя, что наконец-то удалось отыскать хоть что-то полезное.
Приоткрыв сумочку на несколько дюймов, она попыталась сравнить почерк в письме Джейн Остин, покоившемся под пуленепробиваемым пластиком толщиной в добрых полдюйма, с адресом, выведенным на запечатанном конверте, который нашла за зеркалом туалетного столика.
И хотя выставленное в библиотеке письмо было большего формата и бумага совсем другая, мелкий аккуратный почерк в обоих письмах казался одинаковым. Впрочем, вполне возможно, кто-то соорудил подделку.
Достаточно убедительную, чтобы заморочить ей голову.
Тупик…
Элиза пришла к печальному, но неизбежному выводу: определить подлинность найденных ею писем под силу только эксперту. Могло бы показаться странным, почему ей сразу не пришла в голову столь очевидная мысль о необходимости лабораторной проверки бумаги и чернил, почерковедческой экспертизы и прочего, но в этом была вся Элиза.
Мечтательница и фантазерка, она была очарована романтичностью этих писем, и материальные их характеристики не столь ее интересовали.
И все же, решила она, визит в библиотеку оказался не напрасным и тщательно охраняемое письмо под пуленепробиваемым пластиком сослужило свою службу. Именно оно помогло понять, что в одиночку даже и пытаться не стоит установить аутентичность найденных бумаг.
– Прекрасно! – воскликнула Элиза. Пожалуй, слишком громко, потому что, несмотря на царивший в зале шум, на ее голос отреагировали сразу несколько посетителей, повернув головы. – Где же здесь, черт побери, отыскать эксперта?
Элиза сердито защелкнула застежку сумочки. Этот резкий металлический звук эхом разнесся по комнате, точно выстрел. Она виновато улыбнулась, подняла голову и увидела, что в ее сторону направляется охранник, средних лет мужчина с выпирающим брюшком. Он подозрительно оглядывал присутствующих, стараясь понять, откуда донесся шум.
– Ой!
Еще одна ошибка. Элиза сразу же отошла от стенда с письмом и с самым небрежным видом ленивой походкой двинулась в другой конец зала. Сердце билось как бешеное.
Ибо до нее только что дошло, что приносить письмо Джейн Остин в столь строго охраняемое место, на выставку артефактов из жизни этой самой Джейн Остин, было с ее стороны, мягко говоря, не умно.
– Дура ты, дура! – шепотом корила она себя. – Дура набитая, кретинка, полная, законченная идиотка!
В самом конце длинного зала Элиза нашла себе временное убежище среди манекенов, одетых в костюмы и платья, которые было принято носить в эпоху Джейн Остин.
Укрывшись за строем костюмированных кукол, весьма искусно расставленных среди раскрашенных предметов обстановки и декораций, должных создать впечатление, что эти «дамы и господа» гуляют в парке, или сидят в кабинете, или же находятся в будуаре, Элиза настороженно огляделась по сторонам. И сразу успокоилась, увидев, что никто ее не преследует.
Страх попасть в неловкое положение, быть застигнутой с поличным, и все оттого, что имела глупость принести эти письма в библиотеку, тут же прошел. И Элиза с чисто профессиональным интересом принялась рассматривать выставленные костюмы, переходя от одного манекена к другому.
Внутренне усмехаясь от осознания того, что она уже видела эти костюмы эпохи Регентства в недавно вышедших экранизациях «Гордости и предубеждения» и «Эммы», Элиза подошла поближе, чтобы рассмотреть украшенное искусной вышивкой платье из ржаво-красного бархата с глубоким декольте. Рядом с манекеном висела табличка с описанием. Элиза прочла вслух:
«В этом изысканном наряде молодая женщина эпохи Регентства чувствовала себя удобно и модно одетой на грандиозном зимнем балу».
– Ха! – насмешливо воскликнула Элиза. – Модной – быть может. Но чтобы удобно, это вряд ли.
– Вот как? А почему, собственно, нет?
