Альфред Ван Вогт - Лунный зверь
Он лежал на спине в ванной и снял повязку с обрубка правой руки. В последние несколько дней он причинял ему некоторое неудобство и даже боль. Сняв повязку, он наклонился, чтобы окунуть четырехдюймовую культю в теплую воду.
И остановился.
Он не верил своим глазам.
Потом из его рта вырвался крик.
Дрожа, Пендрейк окунулся с головой под воду. Затем снова посмотрел. Никаких сомнений не было. Его рука выросла в длину на добрых два дюйма. И уже были заметны слабые очертания пальцев и кисти, крошечные, но безошибочно угадываемые — выглядевшие как искривления гладкой плоти.
Лишь около трех часов ночи он смог расслабиться до такой степени, что смог уснуть. К тому времени, как ему показалось, у него уже имелось единственное объяснение подобного чуда. За все эти последние суматошные дни он находился вблизи только одного предмета, который отличался от всего остального в этом мире, — двигателя. И теперь он действительно должен найти его. У него мелькнула странная мысль насчет владельца этой машины. Из-за всего происшедшего, из-за этой секретности и угроз, а теперь — и этого, ему стало казаться, что его права на владения этой вещью все время укрепляются. И, лежа в постели, он уже не сомневался в том, что этот чудесный двигатель принадлежит тому, в чьих руках он находится.
Глава 4
Было 8 октября, за полночь. Пендрейк шел по хорошо освещенной улице района Ривердейл Нью-Йорка, склонив голову под сильными порывами восточного ветра. Он смотрел на таблички с номерами домов: 418, 420, 432.
Дом под номером 432 был третьим домом от угла, и Пендрейк прошел мимо него к фонарному столбу. Повернувшись спиной к ветру, он еще раз при хорошем освещении изучил свой драгоценный список — окончательная сверка. Сначала он намеревался проверить каждого из семидесяти трех американцев из этого списка в алфавитном порядке. Но потом подумал, что ученые из фирм типа «Вестингауз» или «Рокфеллер», имевшие небольшие частные лаборатории, в которых физики и профессору проводили индивидуальные исследования, являются наименее вероятными кандидатами. Первые — в виду невозможности сохранения секретности, последние — потому что для создания двигателя нужны большие средства. После этого осталось только двадцать три частных предпринимательства.
Даже эта задача была исключительно сложной для одного человека. Постоянное напряжение от возможного попадания в ловушку оставило отпечаток усталости на его лице, не лучшим образом сказывалось на его физическом состоянии, особенно на растущей правой руке. А это была всего лишь одиннадцатая попытка. Другие оказались настолько же безрезультатными, насколько и рискованными.
Пендрейк спрятал список и вздохнул. Задерживаться дольше смысла не было. Сейчас первым в его списке в алфавитном порядке значился институт Лэмбтона, чей ведущий физик, известный ученый доктор Макклинток Грейсон, жил в третьем доме от угла.
В тот момент, когда он протянул руку к парадной двери погруженного в темноту здания, он испытал первое разочарование — вопреки его смутным надеждам дверь оказалась запертой, и это означало, что все двери, сквозь которые он проходил ранее в своей жизни, иногда даже не обращая внимания, что они заперты, являлись свидетельством того, что уэльсский замок можно сломать почти бесшумно. Однако, намеренно пытаясь открыть дверь, ему казалось, что на этот раз все может статься по-другому, но он, отбросив все колебания, схватился за ручку. Замок с едва слышным звоном ломающегося металла, подвергшегося сильнейшему давлению, хрустнул.
В чернильной темноте холла Пендрейк простоял несколько секунд, напрягая слух. Но, кроме стука собственного сердца, он не услышал никаких других звуков. Он осторожно направился вперед, освещая путь перед собой фонариком и просматривая таблички на дверях. Вскоре Пендрейк понял, что необходимо подняться на второй этаж и там продолжить поиски нужного кабинета. Перепрыгивая через четыре ступеньки, он поднялся по лестнице.
Коридор второго этажа был весьма широким. Пять дверей были закрыты, а две открыты. Первая открытая дверь вела в спальню, вторая — в огромную уютную комнату, обставленную шкафами с книгами. Войдя в нее на цыпочках, Пендрейк вздохнул с облегчением. В одном углу стоял письменный стол, небольшой шкафчик для бумаг, повсюду располагалось несколько напольных светильников. Быстро осмотрев комнату, он прикрыл за собой дверь и включил тройной торшер рядом с креслом у стола.
Он снова несколько секунд простоял, напряженно прислушиваясь. Откуда-то доносился звук размеренного дыхания. Но других звуков не было. После дневной работы обитель доктора Грейсона мирно отдыхала, как это и должно было быть, подумал Пендрейк, усаживаясь за стол и начиная читать бумаги.
В два часа ночи он понял, что нашел человека, которого искал. Доказательством являлась написанная наспех записка, затерявшаяся среди массы прочих бумаг, сваленных в одну кучу в одном ящике. Записка была следующего содержания:
«Сама по себе механика функционирования двигателя зависит от количества оборотов в минуту. При очень низких оборотах, т. е. от пятидесяти до ста, вектор давления будет направлен практически вертикально плоскости оси. Если вес был подобран правильно, то машина на этой стадии станет плавать в воздухе, но продвижение вперед будет практически нулевым».
Здесь Пендрейк остановился в замешательстве. В этой записке речь могла идти только о его двигателе. Но что все это значит? Он продолжил чтение:
«По мере увеличения количества оборотов в минуту, вектор давления начнет быстро смещаться к горизонтальной плоскости, пока, при достижении примерно пятисот оборотов, тяга не будет направлена по оси самолета, а все боковые и противодействующие моменты погасятся. Именно на этой стадии двигатель можно толкать вдоль стержня, но не наоборот. Напряжение поля так велико, что…»
Прочитав упоминание о стержне, Пендрейк уже не сомневался. Он слишком хорошо помнил на собственном горьком опыте, что стержень нельзя вытащить из двигателя.
Итак, волшебником атомного века оказался доктор Грейсон.
Совершенно неожиданно Пендрейк почувствовал слабость. Он откинулся на спинку кресла, когда непонятно почему закружилась голова. Он подумал: «Нужно встать и убираться отсюда. Теперь, когда я знаю, мне тем более нельзя попадаться».
Чувство торжества охватило Пендрейка, когда парадная дверь захлопнулась за ним. Он шел по улице, мысли разлетались, и от безудержного восторга, во власти которого он оказался, его шатало, как накачавшегося наркомана. Он позавтракал в какой-то забегаловке в миле от дома Грейсона, и лишь тогда по-настоящему осознал всю значимость того, что узнал: «Итак, доктор Грейсон, известный ученый, и есть тот человек, которых стоит за всем этим делом! Ну и что дальше?»
