Жозеф Дельтей - Фарфоровая джонка
"Сюда никогда не ступят ногой Люди с большими глазами и большой бородой".
Несколько китайцев, вооруженные карликовыми саблями, еще защищали свои укрепления. Они спрятались за массивными брусьями. Один из них уцепился за вант и потрясал чем-то вроде узкой алебарды. Но большинство скрылось с момента абордажа: ибо, ловкие и отважные в управлении пушками, они питали отвращение и презрение к холодному оружию, слишком ручному, слишком явному.
Между тем часть матросов ухитрилась влезть на пушки. Оттуда была видна палуба Джонки. Ряд сложных келий с выгнутыми крышами тянулся во всю ее длину. Люк Сартис, который был членом братства плотников, говорил, что они с секретами и выстроены по магическим планам. Все же матросы отважились и один за другим спрыгнули на фарфоровую палубу. Последний китаец упорно потрясал смешной розовой саблей. Ксалюс воткнул в него кинжал: лезвие со странной легкостью вошло в мягкое тело, человек упал, не застонав. Они выкинули труп за борт. Толстый, короткий, тот всплыл на поверхность.
Теперь палуба была пуста. Все китайцы скрылись в кельи, и матросы, видя эту пустоту, заколебались от страха и суеверия. Они сдерживали дыхание, но не слышали ничего, кроме хрипов нескольких человек.., белых или желтых?.. Они не решались ступать по этой белизне. Какое-то почтение сковывало их. Томас Хог сел первый: остальные, усталые и печальные, уселись рядом на корточках. Украдкой они поглядывали на "Святую Эстеллу". Она казалась маленькой и неказистой. Вся изувеченная белыми ядрами, которые виднелись еще кое-где, в оправе мачт и бортов; почти без палубы, с поникшими снастями и мачтами, она плыла рядом с Джонкой, как жалкая шлюпка. Они немного стыдились ее. Какой-то человек, в слезах, оставшийся на палубе, дрожа ползал среди раненых. Это был Рагоз. Флаг с лилиями кровоточил на гафеле. Бочки попадали в море, загрязняя его алкоголем и дегтем. Они плавали между обломками мачт и трупом толстого китайца, вздутого, смешного, с оплывшими чертами лица.
Одинокие на белой палубе, они были охвачены какими-то чарами. Их недоверчивые взгляды рассматривали вещи под разными углами. Снасти Джонки шумели, напоминая песни колдуний в лунные ночи, когда нечисть стучится в сердца. Отсветы линялых парусов растекались по лицам, бледнили щеки. Некоторые ежились, чтобы уменьшиться перед тайной. Они взглянули друг на друга и тотчас же преисполнились стыда. Море вокруг было чисто и прекрасно, как вероломная женщина. Дельфины, плененные белизной, резвились вокруг Джонки, мимоходом лаская своими тупыми мордами распухшее лицо мертвого китайца.
Как только приставили лестницу, капитан поднялся по ней. Он выбрал самых сильных людей, и стал во главе без оружия. Все вместе они направились к корме. Они не могли отвести глаз от чарующей белизны вокруг. Поль Жор тревожно умолк. Матросы следовали за ним на некотором расстоянии, соблюдая необходимые предосторожности. Шаги их рождали долгое эхо. Некоторые из удальства пытались взмахнуть саблей. Но тотчас же руки слабели и опускались вдоль тела.
В этот момент на корме появилась женщина Джонки. Сначала показалась ее голова, вся золотая. Матросы стояли неподвижно. И только Николай Хютт, раненный в ногу, неуклюже переступал с ноги на ногу. Некоторые опустились на колени. Ла вышла на палубу совсем обнаженная.
Глава 12
РУКИ, ВЫХОЛЕННЫЕ НЕГОЙ И ПЕЧАЛЬЮ
По знаку ей набросили на плечи вуаль цвета улиток. Она приняла материю, обвила ею стан и краем прикрыла грудь. Тогда Поль Жор приблизился к ней и поцеловал ее ноги. Дьяк Аналют стоял слева, держа книгу в ржавых пятнах, полную латинских и китайских букв. И он смотрел на Ла, готовый переводить ее слова, если только она говорит губами, как западные женщины.
Она стояла неподвижно перед большими белыми людьми. Она была маленькая, с тончайшей талией. Между пухлыми щеками, бледно-розовыми, как мадрепоры, маленький белый рот, оттенка соли, дышал утонченной мудростью. Высокая башня волос возвышалась над крошечным лбом. В ушах висели идолы в виде обнаженных детей различного пола, сделанные из яшмы. Глаза ее были темны.
Она заговорила. Она говорила о могуществе, доброте и величии мандарина Бу Лей Сана. Она перечислила дары и высказала пожелания. Голосом, одновременно и покорным и властным, как у инфанты, она просила пощады желтым людям, у которых длинные усы и узкие груди.
Время от времени она поднимала правую руку к мачтам, как бы удостоверяя их белизну. Когда она делала это движение, капитан заметил вокруг ее кисти лиловую полосу. Это мог быть след слишком богатого браслета.., или слишком тесной цепи... И капитан вдруг задумался. Он вспомнил о письмах Воде и о том, как она была прикована длинной золотой цепью.
Ла распустила волосы, пряди разлетелись вокруг головы. Они рассыпались по плечам, мягкими кольцами, как языки. И по мере того, как они распускались, из них выпадали треугольные гребни, окрашенные охрой и золотом и лакированные, булавки без острия с фигурками. Пряди спускались до пояса, до бедер и становились все краснее и краснее. На концах их украшали подвешенные бусы, очень красные, как рубины. Из середины Ла вынула маленькие черные ножницы и отрезала под корень самую длинную прядь. Потом, произнося слова, она протянула ее капитану Полю Жору своими руками, праздными и печальными.
Поль Жор принял дар. Он уверил Ла в своей дружбе и в кротости людей Франции. Но снова, когда она протягивала к нему руки, он заметил на них бурый след.
Ла обернулась и трижды ударила рукой об руку, как делают охотники за хохлатыми куропатками.
И тотчас же рядом появился мандарин. Он величественно поднимался по ступеням. За ним, один за другим все китайские матросы вышли на палубу и выстроились вокруг Ла. В глазах западных людей они были все на одно лицо: почти одинакового роста, одинаково веселые и усатые, с круглыми лицами, с косами по простонародному обычаю, с тощими ногами в широких панталонах, с телами, болтающимися под курткой, как тростник в листве. Все же некоторые казались моложе: это видно было по небритым бородкам и по тому, что щеки их еще не совсем побелели. У других скулы были немного нарумянены. У иных, самых ученых, были ошейники белой кожи, инкрустированные иероглифами.
Мандарин Бу Лей Сан отличался от матросов более ярким цветом желтой одежды. Может быть, он был немного выше, с более круглыми плечами. Он владел искусством улыбок и поклонов. Складка мудрости прорезала лоб. Глаза, расширенные созерцанием и мыслью, были лишены ресниц. Губы были чисты, борода острая, была цвета дубовой коры. На левой щеке была нарисована цапля на трех ногах, эмблема мандаринов рода Тай Окай, которые прежде питались исключительно птицами. Маленькая сфера с начертанными на ней материками висела на груди, на черном шелковом шнурке, трижды обернутом вокруг шеи. И у него были белые печальные руки, выхоленные праздностью и скукой, десять длинных пальцев украшали десять длинных ногтей.
