Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуждение Каменного Бога
Запасы вяленого мяса и черного хлеба закончились. Целый день отряд впроголодь пробирался по крутым склонам. На следующий день Кахния, взяв лук и стрелы, пошел на охоту в горный лес, пока остальные спали. На этой высоте было гораздо холоднее, чем на равнине, и ночами ложился иней. Комары, однако, не унимались. О’Брайен и Два Сокола сооружали себе постели из листвы, чтобы не замерзнуть в своих тонких мундирах и не быть заеденными насмерть.
Через пару часов Кахния вернулся назад, шатаясь под тяжестью кабаньей туши. Он радостно принял поздравления и сел отдыхать, пока остальные свежевали добычу. Два Сокола помогал партизанам — выросший на ферме, он знал, как разделывают свинью. Он понял, что Дзикохсес считает эту местность достаточно безопасной, чтобы идти по ней днем, но боится привлекать внимание шумом выстрелов. А может, они взяли с собой луки и стрелы только из соображений безопасности? С другой стороны, разнообразие оружия этих людей говорило просто о том, что они умели с этим оружием обращаться и что все оно попало к ним из разных источников; так, вероятно, две винтовки были взяты у убитых врагов.
Вскоре ломти свинины уже жарились на нескольких небольших, бездымных кострах. Два Сокола ел жадно, чувствуя, как силы вновь наполняют его. Мясо было жестким, пахучим и не совсем прожаренным, но великолепным на вкус.
А вот Ильмика Торсстейн, казалось, считала иначе. От предложенного ей толстого ломтя она отказалась с улыбкой, но, когда она отвернулась, Два Сокола заметил на ее лице гримасу отвращения. Потом она, казалось, задумалась о чем-то — или проголодалась. Вытащив из походного мешка маленькую книжечку, она полистала ее. Два Сокола глянул ей через плечо. Это был календарь, но даты в нем помечались не арабскими цифрами, а знаками, произошедшими явно от греческих букв и рунических знаков. Ильмика спросила о чем-то Дзикохсеса. Тот указал на второй квадратик в ряду из семи значков. Ильмика облегченно улыбнулась, сказала что-то, и Дзикохсес подал ей тот же кусок мяса. В этот раз она съела его с аппетитом.
Два Сокола мог только заключить, что свинина была для нее табу по определенным дням недели.
— Все страньше и страньше, — пробормотал он.
— Что? — переспросил О’Брайен.
Два Сокола сделал вид, что не расслышал. Ему не хотелось расстраивать сержанта. Бедняга не привык к таким долгим и трудным пешим маршам на голодный желудок и за последние дни очень устал и выдохся. Теперь же он мурлыкал от удовольствия.
О’Брайен похлопал себя по животу, рыгнул и сказал:
— Господи, как хорошо! Теперь бы еще с недельку поспать, и я стал бы новым человеком — хоть выставляйте против меня пуму!
Несколько дней спустя отряд все еще брел по предгорьям, порой забираясь выше, чтобы пересечь перевал. А на четвертый день после пира все-таки пришлось применить огнестрельное оружие.
Отряд спустился в долину шириной миль в шесть и вдвое длиннее. Лес в ней перемежался лугами и болотами. С воды доносилось кряканье уток. Мимо промчался заяц, удирая от лисы. Огромный бурый медведь долго стоял на верхушке холма, принюхивался, следя за путниками, потом повернулся и скрылся из виду. Отряд добрался до дна долины и двинулся через луг. Вдруг справа донесся низкий трубный рев. Обернувшись, путники увидели, как на них надвигается огромный бык.
— О Боже, что за чудовище! — выдохнул О’Брайен.
Бык был не менее семи футов в холке. Бурая шерсть блестела. Массивные рога оказались не меньше десяти футов в размахе.
— Зубр! — воскликнул Два Сокола.
Его рука сама собой стиснула пистолет, словно тот был единственной реальной вещью в этом невероятном мире. Его испугали не столько размеры животного — у людей, идущих рядом, достаточно ружей, чтобы убить такую громадину, — сколько ощущение, что он попал в доисторическую эпоху, когда человечество только начинало свой путь к цивилизации. С такими чудовищами люди сражались в каменном веке. И стерли их с лица земли, напомнил он себе. Не такая это и древняя тварь. В лесах Германии и Польши несколько измельчавшие зубры встречались еще во времена первой мировой.
Зубр предупреждающе заревел и двинулся на них, по временам останавливаясь, чтобы, вскинув вверх тяжелую голову, принюхаться. Его черные глаза блестели на солнце, но выражал ли этот взгляд стремление убивать или просто любопытство, было непонятно. В пятидесяти ярдах позади быка показались пробирающиеся через кустарник коровы. Каждая из них была достаточно велика, чтобы о себе позаботиться, но агрессивности они не выказывали. Возможно, они защищали телят, хотя Два Сокола понятия не имел, когда у этих зверей наступает период размножения. Бык же, казалось, не на шутку настроился защищать свою территорию от непрошеных гостей.
Дзикохсес что-то сказал своим людям, потом вышел вперед и пронзительно крикнул. Бык не двигался. Дзикохсес крикнул снова, бык повернулся и побежал прочь. Два Сокола облегченно вздохнул. Внезапно, словно что-то почуяв, бык развернулся, опустил огромную голову, потом взрыл копытом землю так, что комья полетели в стороны. С глухим ревом огромная туша бешеным галопом устремилась вперед. Земля задрожала под ударами копыт.
Дзикохсес что-то прокричал, и его люди бросились в разные стороны, окружая быка. Зубра этот маневр не смутил. Его мишенью оставались два американца и Ильмика, которые оказались в центре отряда и остались на месте, когда остальные разбежались. Два Сокола заметил, что ни О’Брайен, ни Ильмика не поддались панике. Девушка вытащила револьвер, держа его для уверенности обеими руками. Безоружный ирландец встал по правую руку от товарища.
— Бежим! — выдохнул он. — Я направо, ты налево! Может, это его собьет.
Они не успели. Грянули два мушкета. Кахния выпустил стрелу, она застряла в правой лопатке зверя, но тот словно и не заметил. Удары пуль только заставляли его вздрагивать. Ильмика тоже стреляла, но даже пули 40-го калибра не могли остановить такую громадину — они безвредно расплющивались о толстые кости черепа. Два Сокола крикнул девушке, чтобы она прекратила тратить зря патроны, но она не услышала.
По случайности или намеренно, но вторая стрела попала быку в правую переднюю ногу. Он упал и несколько шагов проскользил по траве, чтобы замереть у ног пилота. Два Сокола опустил взгляд на массивную голову, посмотрел в большие черные глаза — такие же длинные ресницы были у девушки, с которой он познакомился в Сиракузах, — позднее Роджер удивлялся, что в такой критической ситуации ему в голову пришла подобная мысль. Он отошел на шаг и выстрелил зверю в глаз. Остальные тоже стреляли. Зубр вздрагивал под ударами пуль, кровь сочилась из дюжины ран, но могучая жизненная сила заставляла его сопротивляться. Шатаясь и ревя, бык поднялся на ноги.
