Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуждение Каменного Бога
ГЛАВА 4
Всю ночь отряд пробирался по тропе на северо-восток, стараясь держаться в тени деревьев, и выходил на открытые поля, только чтобы перебежать от одного перелеска к другому. Но ничего необычного не случилось, и под утро они остановились в лощине, непроходимая чаща в которой служила надежным укрытием.
Прежде чем заснуть на своей подстилке из листьев, О’Брайен поинтересовался у пилота, не в сторону ли России они движутся. Два Сокола кивнул: он думал так же.
— Эти парни не русские и не румыны, — задумчиво сказал О’Брайен.. — В Чикаго, где я вырос, в нашем районе и тех и других хватало. Но они говорили не так, как эти ребята. Ну так откуда ж эти-то повылезали, черт бы их драл?
— Болтают, наверное, на каком-нибудь местном наречии, — ответил Два Сокола. Он решил, что сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы рассказать О’Брайену о своих фантастических догадках. А они были настолько фантастичны, что могли выбить из колеи любого. Даже его самого.
— И знаешь, что еще странно? — продолжил О’Брайен. — Мы нигде не видели ни одной лошади; у этих крестьян их не было или уже нет. Не фрицы ли их забрали?
— Кто-то точно отобрал. — Два Сокола вздохнул. — Давай спать. Нам предстоит долгая и трудная ночь.
День тоже был долгий и трудный. Комары, заедавшие ночью, не оставляли их в покое и при солнце. Не выдержав, Два Сокола разбудил Дзикохсеса и жестами показал, что готов принять предложение, которое прежде отвергал с презрением. Дзикохсес отдал ему маленькую бутылочку, тошнотворно вонючая жидкость в которой обладала, однако, полезным свойством отпугивать не только людей, но и гнус. Два Сокола намазал ею лицо и руки и зарылся глубоко в сухую листву, защищавшую тело — хоботки кровососов протыкали любую одежду. Теперь Два Сокола понял, почему их спутники в такую жару носили тяжелые куртки. Жару-то еще можно было вынести, а укусы комаров могли свести с ума кого угодно.
Даже защищенный от атак комарья, Два Сокола спал плохо. Около полудня жара стала невыносимой, и шорохи ворочающихся во сне людей все время будили его. Открыв в очередной раз глаза, он увидел над собой худое лицо и жгуче-черные глаза Дзикохсеса. Два Сокола усмехнулся и перевернулся на бок. Он был беспомощен. Эти люди при желании в любое мгновение могут обезоружить или убить его. Но Дзикохсес, по-видимому, пока не считал его врагом. «Похоже, мы его озадачили не меньше, чем он — нас», — подумал пилот, прежде чем провалиться обратно в зыбкий сон.
Когда опустились сумерки, они поели вяленого мяса с черным хлебом и запили водой из ближайшего ручья. Потом мужчины повернулись лицами на восток, вытащили из своих заплечных мешков нитки жемчуга, искусно вырезанные статуэтки и начали странную молитву. Надев низки жемчуга на шеи и перебирая их пальцами левой руки как четки, они подняли зажатые в правых руках статуэтки высоко над головами, монотонно напевая при этом нечто вроде псалмов, хотя каждый тянул свое. Двух Соколов поразил идол, которого поднял вверх стоящий возле него человек. То была голова мамонта с поднятым хоботом, загнутыми вверх бивнями и красными рубиновыми глазками.
Если мужчины стояли, повернувшись на восток, то светловолосая девушка опустилась на колени лицом на закат и вытащила четки правой рукой. Из мешка она вытащила серебряную заколку, воткнула ее в землю и, пристально вглядываясь в рельефное изображение, зашевелила губами. Только приблизившись, Два Сокола смог разобрать слова в ее неторопливой молитве. На этом языке никто в отряде при нем еще не говорил. В нем слышалось что-то семитское; Два Сокола готов был поклясться, что уловил еврейские слова «баал» и «адонаи». Булавка изображала маленькое деревце с повешенным на нем человеком; на веревке были завязаны девять узлов.
Все это выглядело совсем уж нелепо. О’Брайен вздрогнул, выругался, перекрестился и тихо пробормотал про себя «Отче наш».
— Лейтенант, что это за язычники? — спросил он затем.
— Я бы сам хотел знать, — ответил Два Сокола. — И не стоит волноваться насчет их религии. Если они приведут нас в какую-нибудь нейтральную страну или хотя бы в Россию, я им все прощаю.
Молитва продолжалась минуты три. Потом четки и идолы (если то были идолы) были упакованы обратно в мешки, и отряд снова двинулся в путь. После полуночи сделали первый привал, всего в сотне шагов от небольшой деревушки. Двое партизан пошли туда и через полчаса вернулись с вяленым мясом, черным хлебом и шестью бутылками кислого вина. Одну бутылку пустили по кругу, и до самого рассвета отряд шел без остановок. На восходе они нашли убежище и устроились на отдых. Издалека донесся грохот тяжелых орудий. Два Сокола проснулся во второй половине дня. О’Брайен тормошил его, показывая на залитые светом вершины деревьев. В небе висело серебристое тело сигарообразной формы.
— Эта ерундовина — вылитый цеппелин, вроде тех, про которые я мальчишкой читал, — проговорил О’Брайен. — Я и не знал, что фрицы все еще используют их.
— Они этого и не делают, — ответил Два Сокола.
— Да? А это откуда? Ты думаешь, русские?
— Может быть, — ответил индеец. — У них много устаревшей техники.
Он не верил в то, что этот воздушный корабль был немецким или русским, но пока не хотел беспокоить О’Брайена. Конечно, когда правда выплывет наружу, ирландец впадет в панику. Два Сокола мог только надеяться, что его товарищ переживет это. Он сам с трудом держал себя в руках.
Он встал, зевнул, потянулся, изображая полное безразличие к окружающему, которого на самом деле не испытывал. Девушка спала рядом, полуоткрыв губы. Несмотря на грязь и пятна противомоскитной жидкости, она казалась милой — как девчонка, слишком уставшая от игр, чтобы умываться перед сном.
Два Сокола уже успел узнать, что ее зовут хускарле Ильмика Торсстейн. «Хускарле» было скорее не именем, а титулом, соответствующим «леди». Партизаны относились к ней с огромным уважением.
Но поспать дольше Ильмике не удалось: Дзикохсес разбудил всех, и группа вновь двинулась в путь, не ожидая наступления темноты. По-видимому, Дзикохсес решил, что они уже дошли до свободной от врага территории. Крестьянские дворы встречались реже, лес стал совсем непроходимым. На протяжении нескольких дней холмы становились все выше, а леса — все гуще; потом отряд углубился в горы. Сверившись с картой, Два Сокола пришел к заключению, что это не могут быть Карпаты — до них было слишком далеко. Но горы высились перед ним, неумолимо реальные. Больше того, они явно были выше, чем показывала карта.
Запасы вяленого мяса и черного хлеба закончились. Целый день отряд впроголодь пробирался по крутым склонам. На следующий день Кахния, взяв лук и стрелы, пошел на охоту в горный лес, пока остальные спали. На этой высоте было гораздо холоднее, чем на равнине, и ночами ложился иней. Комары, однако, не унимались. О’Брайен и Два Сокола сооружали себе постели из листвы, чтобы не замерзнуть в своих тонких мундирах и не быть заеденными насмерть.
