Юлия Иванова - Лунные часы
Петрова села на траву и заявила, что тропинка наверняка ведет к
Лесу, потому что она зеленая. Варвара сказала, что даже если не ведет к Лесу, все равно интересно сходить и поглядеть, куда она все-таки ведет.
Бедный Макар сказал, что после черепахи у него совсем мозги не варят, и чтоб мы думали за него.
Я предложил вернуться к развилке, ну и Суховодов меня поддержал, сказав, что лично он никогда бы не стал сворачивать на тропинку. Тогда Петрова заорала, что, конечно, легко так говорить, когда тебе всегда ни холодно, ни жарко, а что другие совсем из сил выбились, Суховодову начхать. И, мол, мы как хотим, а лично она пошла.
И Петрова пошла по зеленой тропинке. Варька за Петровой, а мы за Варькой не оставлять же девчонок одних.
- Лес! - запрыгала Петрова, - Я же говорила!
- По-моему, это мираж, - сказал Суховодов.
Но это был не Лес и не мираж. Тропинка привела нас к чудесному острову, зеленому оазису среди песков. Вода в речке была белая, как молоко, и когда мы ее попробовали, оказалось, что это и есть самое настоящее молоко. Холодное, вкусное - такое я пил только однажды в деревне, прямо из погреба. У самого берега оно было слаще и чуть розоватым. Оказалось, что кромка берега и дно сделаны из киселя. Моего любимого, клюквенного.
Молочная река, кисельные берега!
Мы наелись, напились, а потом мне ужасно захотелось спать. Я увидел, что другие тоже зевают, а Макар - тот вообще уже растянулся на травке и посапывает. Только я собрался последовать его примеру, как увидел, что к берегу плывет лодка, а в ней малый с огромным половником вместо весла. Так и гребет половником. А потом зачерпнул молока с киселем, отправил в рот, машет нам:
- Что это вы на земле устроились? Ведь жестко. Садитесь, я вас к матушке отвезу. Там постели мягкие, перины пуховые...Тишь, гладь да Божья благодать.
Суховодов (он один был бодрый, сна ни в одном глазу) напрасно кричал, что нам угрожает опасность, что на Куличках нельзя останавливаться и что спать среди бела дня совсем ни к чему. Мы ответили, что это лично ему ни к чему, раз ему никогда ничего не делается, даже усталость не берет. Суховодов обиделся и сказал, что одиночество, зависть и непонимание - его печальный жребий, и замолчал. Потом я понял, что в молоке и кискеле действительно было зелье, от которого мы не то чтоб совсем заснули, а вроде как обалдели и потеряли волю.
Лодка покачивалась на белых волнах. Я зевал и казался себе ужасно тяжелым, будто перенесся на Юпитер.
- А ты...кто? - спросила Варвара малого. Язык у нее еле ворочался.
- Тит я, - парень вновь зачерпнул половником молока с киселем и олтправил в рот.
- А почему ты...не гребешь совсем?
- Пущай сама гребет, торопиться некуда. Тише едешь - дальше будешь.
Я сообразил, что это, наверное, тот самый Тит, у которого, как работать, всегда болит брюхо, а насчет киселя - так "где моя большая ложка?" Куда же он нас везет? На том берегу раскинулся городок, уютный, но совсем безлюдный.
- А где...жители? - зевнув,- спросила Варвара.
- До-ома, - тоже зевнул Тит, - Лежат на печи да едят калачи.
- А работают ночью?
- Зачем работают? Ночью спят. А некоторые ночью лежат на печи да едят калачи, а днем спят. У нас свобода.
- А когда же работают? - спросил я.
Тит глянул на меня, как на дурачка, махнул рукой и задремал.
По городу были развешаны плакаты:
НИКОГДА НЕ ОТКЛАДЫВАЙ НА ЗАВТРА ТО, ЧТО МОЖНО СДЕЛАТЬ ПОСЛЕЗАВТРА!
НЕ БЕРИСЬ ЗА ГУЖ!
ЗАВТРА, ЗАВТРА, НЕ СЕГОДНЯ - ТАК ГОВОРИМ МЫ!
...так ленивцы говорят...
- Это город ленивцев! - шепнул я Суховодову.
- Хуже. Это Сонное Царство Матушки Лени. Вон и ее дворец.
В глубине острова возвышалось странное сооружение в виде огромной подушки с кружевами. Дремлющий у ворот Стражник еле-еле разлепил глаза и прворчал:
-Вот жизнь - спишь, спишь, а отдохнуть некогда. Пароль скажите.
- Лень, отвори дверь - сгоришь, - сказал Тит пароль.
- Хоть сгорю, а не отворю, зевнул Стражник, - Ладно, свои, проходите.
Движущийся тротуар повез нас ко дворцу. На площади лежал здоровенный камень.
- А это...что? - зевнула Варвара.
- Главный наш памятник. Лежачий Камень, под Который Вода не Течет.
Перед дворцом висел портрет толстой-претолстой тетки с десятью подбородками и крошечными заплывшими глазками.
- Матушка моя, Лень, - зевнул Тит.
ЛЕНЬ ПРЕЖДЕ НАС РОДИЛАСЬ. СЛАВА МАТУШКЕ-ЛЕНИ! - было начертано под портретом.
Матушка Лень приняла нас в парадном зале. Она возлежала в гамачище от стены до стены, который медленно раскачивался при помощи каких-то мощных механизмов, и была до того габаритная и толстая, что от этой качки весь зал ходил ходуноми и наклонялся, как корабль на волнах, - то вправо, то влево.
- Входите, голубчики, входите, родимые! Сейчас вам матушка постелит, накормит, спать уложит. Здесь, в Сонном Царстве, не нужно никуда идти, спешить, стремиться. Только отдыхать, отдыхать, отдыхать...
Никогда бы не подумал, что у этой громадины может быть такой голосок. Прежде я , конечно, слыхал выражение "сладкий голос", но не очень-то представлял, что это такое. Бывает голос приятный и неприятный, сердитый, ласковый. Но чтоб сладкий...
Так вот, у Матушки Лени был самый настоящий сладкий голос, прямо-таки медовый. Когда она говорила, можно было пить чай без сахара.
Мне вдруг стало тошно, будто пирожных объелся, и я понял, что Суховодов прав, что отсюда надо немедленно бежать.
- Спасибо, но нам...к сожалению...Дела у нас, - я зевнул.
- Дела не волк, в лес не убегут. Погостите у меня хоть денечек..Не понравится - уйдете себе.
- В самом деле, - зевнула Петрова, - Все иди да иди. В конце концов, просто невежливо отказываться, когда нас так любезно...Только денечек, единственный. Ну, Алик!
Я хотел ей сказать, что "Алики в валенках", но говорить было лень. Я зевнул.
- Хоть денечек, - зевнул Макар, - А шишек не будет?
- Какие шишки, ежели вовсе не двигаться? - пропела Матушка Лень, Отдыхать будешь от шишек.
- Вовсе не двигаться - это так любопытно, - зевнула Варвара, - Никогда не была в гостях у Лени.
- Немедленно вставай, Олег! - тормошил меня Суховодов. - А то будет поздно. Мы вперед, они - за нами. Ну же, ну!
- Иду, - зевнул я, - сейчас.
Но со мной творилось неладное. Так бывает, когда поутру прозвенел будильник, пора в школу, а вставать жуть как неохота. Приказываешь себе подняться, воображаешь, будто встал давно, а сам, оказывается, дрыхнешь себе, и тебе просто снится, что ты давно встал, убрал постель и зарядку делаешь.
В общем, пока мне снилось, что мы с Суховодовым увели всех из дворца, что переплыли молочную реку и продолжаем штурмовать пустыню, на самом деле нас под сладкие речи Матушки Лени проводили в покои, раздели-разули и уложили в гамаки на пуховые перины.