Джон Бранер - «Если», 1992 № 03
Не веря в происходящее, он снова открыл глаза. Все было точно таким, как раньше. Только ЛВ стал горячим. И…
Павел с проклятьями уронил прибор на пол. Раздалось шипение, из прибора вырвалось облачко дыма, а сам колпачок деформировался и почернел.
Павел почувствовал себя самоубийцей, который потратил много сил, выбирая и завязывая веревку, лопнувшую потом под его тяжестью.
— Будь я проклят! — процедил он, наконец. — Миленькая коробка с комбинированным замком, с шикарной подушечкой-гнездом для прибора… Оказывается, он поломался при крушении. Черт, до чего же хилая штука!
Прибор больше не дымился. Павел дотронулся до него — еле теплый. Схватив ЛВ, он резко повернулся, ослепленный яростью, и покинул медкабинет.
«Я отплачу ему за то, что он втянул меня в это дело! Я сведу счеты! Я…»
Но что это?
Откуда-то снаружи послышался рев. Завибрировали искореженные стальные стены коридора. Павел замер, протянув руку, чтобы открыть дверь каюты Эндрю.
Ревущий звук на секунду стих, затем набрал силу В ужасе уставился Павел на ЛВ в своей руке.
Подумалось: «Уж не заработал ли он в конце концов? В вызванной им иллюзии — фантазия спасения?»
Но любая иллюзия, которой он был способен наслаждаться, исключала всякое воспоминание об ЛB, поскольку даже намек на его существование напомнил бы Павлу, что он обречен на смерть…
Он повернулся, недоумевая, и разрывающим легкие рывком устремился к ближайшей пробоине в корпусе. Трясущимися руками зажег костер-маяк и упал рядом.
— Думаю, кому-то следует извиниться за то, что служба спасения не спешила, — сказал доктор в Центральном госпитале Картера. — Но ведь достаточно логично было оставить всякую надежду в тот момент, когда вычислили курс «Пеннирояла». Никто не ожидал, что после такой катастрофы можно выжить.
— Пожалуй, — произнес Павел. Он чувствовал себя намного лучше, хотя из-за богатого кислородом воздуха слегка кружилась голова. — И поисковая партия отправилась подбирать обломки, а не спасать людей?
— Боюсь, что так, — признал доктор. — Вас подобрал корабль, который был зафрахтован страховой компанией, отвечавшей за груз мехов.
Доктор помолчал, потом снова заговорил:
— Между прочим, должен сделать вам комплимент за превосходную работу с Эндрю Соличуком. Вы знаете, его семейство имеет огромный вес здесь, на Картере, и если бы его нашли мертвым…
— Да, — произнес Павел. — Да, работа была что надо.
Отсутствующим взглядом он смотрел в окно. Отличное современное здание, очень дорогое, в окружении лужаек и цветников. Он любовался плавательным бассейном и террасой-солярием, где нежились под солнцем пациенты, и рассеянно поглаживал нечто полированное и ощутимо весомое, лежавшее у него на коленях. Что?..
Ах да, ЛB, который не сработал.
— В каком состоянии Эндрю? Я бы хотел увидеть его, если можно.
— Думаю, устроим, — дружеским тоном сказал доктор. — Конечно, его пришлось собирать по частям. Но вы сами понимаете: семья, связи… Короче, Эндрю уже на ногах и, между прочим, все время спрашивает о вас.
Поднявшись, он с усмешкой добавил:
— Рады, наверное, что эта штука оказалась поломанной?
— Что? — удивленно уставился на доктора Павел. — А, это? — Вставая, он взвесил ЛB на руке. — О, он не мой.
— А мы считали, что ваш, — сказал доктор. — Перед психологической коррекцией прибор хотели забрать, но, увидев, как бурно вы реагировали, я распорядился, чтобы вам позволили держать его при себе. Своего рода психический якорь. Так говорите, не ваш?
— Нет, он принадлежит Эндрю, — промолвил Павел, задумчиво глядя на ЛB. — Должно быть, у меня в подсознании все сдвинулось, коль я так вцепился в него. Думаю, настало время от него избавиться. Я верну прибор Эндрю, пусть знает, что от него все равно не было бы пользы. Признаться, Эндрю требовал включить ЛB изо дня в день.
— Ничего удивительного, — кивнул доктор. — Страдая до такой степени… И все же, по его словам, вы заразили его волей к жизни.
В дверях доктор вежливо пропустил Павла вперед.
Вот он, Эндрю: до неузнаваемости худой, чуть ли не голышом в ярком теплом солнечном свете, с несколькими следами рубцов вокруг талии и в нижней части спины — и улыбающийся от уха до уха. Он только что вышел из бассейна, капли воды еще стекали по телу. Эндрю отшвырнул полотенце и с радостными восклицаниями бросился навстречу Павлу.
— Павел! Как мне благодарить тебя! До чего же ты был прав! Ну дай же мне руку…
Эндрю уже протянул руку, как вдруг голос его изменился.
— Что это? — упавшим голосом спросил он. Румянец сошел с его щек. — Это же!.. Как ты посмел!..
— Что? — Павел в нерешительности стоял перед Энлрю, держа в руках ЛВ. — Ты это имеешь в виду? Я как раз хотел сказать!.. Если ты думаешь…
— Ты дьявол! — Эндрю выхватил у Павла прибор и уставился на торец с явно вжатым колпачком. — Ты включил его! После всех твоих лицемерных уговоров ты его включил! И… и все вокруг пустая иллюзия! Значит, я умираю — как раз тогда, когда понял, чего стоит жизнь!
Его лицо превратилось в маску гнева.
— Секундочку! — стоявший рядом с Павлом доктор выступил вперед.
Сам Павел остолбенел от изумления, лишенный дара речи и едва способный думать.
Но доктор опоздал.
Подняв ЛВ над головой, Эндрю изо всей силы, которую дали ему восстановленное здоровье и энергия, опустил тяжелый пластиловый цилиндр на голову Павла, раскроив ему череп так же полностью и бесповоротно, как разлетелся корпус лежавшего в обломках корабля «Пеннироял».
Перевел с английского Анатолий РЕПИН
Виктор Гульдан
ПОЧЕМУ МЫ ХОТИМ УМЕРЕТЬ?
Джон Браннер, по словом американского критика Стивена Клайва, «скорее психолог, нежели беллетрист, скорое философ, нежели фантаст». В новолле, с которой только что познакомился читатель, философская проблема жизни поело смерти получает весьма неожиданную трактовку: иллюзорная жизнь, по мнению автора, синоним самоубийства. Поэтому для Браннера но столь важно, заработал ЛВ или нет — сам выбор героя предопределяет его кончину. Но, по мысли доктора психологических наук Виктора Гульдана, мотивация обращения к смерти - лишь частность, конкретно-личностное выражение более общего мотива, который, будучи реализованным, превращается в свою противоположность…
