Владимир Михановский - Аполлон
Вот эта картина, подернутая дымкой, и выплыла теперь в памяти Аполлона: потемневшее озеро на дне горного ущелья. Ранний вечерний сумрак, борющийся с хмурым днем. Вдали — полуразрушенная ветхая ограда, неизвестно кем и с какой целью сооруженная. Облетевший сад, печальные яблони с узловатыми, словно изломанными ветвями. Одинокая фигура Ивана Михайловича в шезлонге. Он, Аполлон, закончив рассказ о полете, подходит к берегу, долго смотрит на водяную поверхность, подернутую еле заметной рябью. Вода, подобно зеркалу, отражает в себе целый мир, бесприютный, хрупкий осенний мир…
Робот решил, что ему необходимо любой ценой снова разыскать юного землянина Николая Искру, с которым его, Аполлона, связывает какая-то непостижимая, все время ускользающая загадка. Быть может, именно этот мальчик поможет ему восстановить память, без которой невозможно существование.
Но как разыскать Колю в огромном городе?
…Конечно, с годами Аполлон многое потерял, но кое-что и приобрел. Так, чувства, которыми наделил его на свой страх и риск в свое время конструктор-воспитатель, за долгие века утончились и развились. Многое Аполлон научился схватывать, угадывать на лету по еле уловимым признакам. Люди, возможно, назвали бы это свойство старого робота интуицией.
Восстановив двигательную функцию, Аполлон отправился на поиски жилища, где обитает Коля, отыскивая правильный путь по одному ему известным приметам.
…В конечном счете любопытство и желание увидеть марсианскую гарангу пересилили опасения, и Коля решил отправиться в порт.
С бьющимся сердцем приоткрыл он дверь и выскользнул на оживленную улицу.
У парадного его терпеливо поджидал Аполлон.
Глава четвертая
ПАМЯТЬ
Летело небо цвета стали
В разводьях огненной реки,
И словно крабы проплывали
Матерые материки.
Сменялись ночи в мари сонной
И зори цвета мятежа,
И спутник новообретенный
Вил кольца, медленно кружа.
На розовеющем экране
Округлый мир, еще чужой.
Корабль, снижаясь, шел в тумане
Перед последнею межой.
Память робота отлична от памяти человека.
Человек, как известно, лучше всего запоминает впечатления детства, причем самого раннего. С годами память слабеет, и подчас пожилому человеку вспомнить то, что было вчера, труднее, чем то, что случилось с ним давно, десятки лет назад.
У Аполлона все было иначе.
Он лучше запоминал недавние события. Наоборот, то, что происходило давно, понемногу как бы выветривалось из его памяти, исчезало, таяло, и сознание этого было невыносимо.
Когда к нему вернулась память вчерашнего дня, Аполлон перепугался не меньше, чем Коля. Все действия робота — преследование мальчика, происшествие в пакгаузе, — с чем они были связаны? Сознание Аполлона было переполнено чувством симпатии к маленькому землянину и стремлением спасти его.
Спасти? Но от чего?
Робот чувствовал, что его необъяснимый порыв был связан с каким-то очень давним, изначальным событием, память о котором была погребена под толщей столетий.
И Аполлон решил любым усилием воли, пусть самым неимоверным, восстановить этот участок своей памяти.
Обнаружив дом, где, по его смутным догадкам, должен был жить Коля, он занял позицию в дворовой беседке и терпеливо ждал рассвета, не сводя взгляда с парадного.
Утром правильность догадок робота подтвердилась: из двери вышел старший Искра, направлявшийся на работу. Он был чем-то озабочен и не заметил Аполлона, стоявшего за переплетениями дикого винограда.
Теперь рано или поздно должен появиться Коля. Прождав еще какое-то время, Аполлон покинул беседку и подошел к парадному. Никто не обращал на него внимания — кому из людей в диковинку белковые?
Через несколько минут из дверей вышел опасливо оглядывающийся Коля.
— Аполлон!.. — В голосе мальчика радость была смешана с тревогой.
Робот шагнул к нему.
— Как ты нашел дом, где я живу?
— Сам не знаю… Но разве это важно? Здравствуй, Искра! — пророкотал робот.
— Здравствуй.
Минуту они шли в молчании.
Коля с опаской-поглядывал на робота, но тот держался смирно и как бы виновато. «Бедняга, он был вчера, наверно, в отключенном сознании», подумал мальчик.
— Почему ты меня преследуешь, Аполлон? — строго спросил Коля. — Дел у тебя, что ли, других нет?
— Не опасайся меня, Искра. Я твой друг, я спасу тебя.
— Ты ходил в технический центр?
— Нет.
— Зря. Я ведь посоветовал тебе обратиться к робототехникам, — мальчик и не заметил, как впал в покровительственный тон.
— Я обращусь к ним, но попозже.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Ладно, — великодушно согласился Коля. Он догадывался об опасениях Аполлона.
— …Извини меня за вчерашнее, — выдавил из себя робот.
— А ты меня.
— Я хотел спасти тебя, — продолжал Аполлон. — Я и сейчас этого хочу. — С этими словами робот сделал шаг к Коле, но тот, все время находившийся настороже, успел отскочить в сторонку.
Теперь Аполлон снова напоминал ему вчерашнего преследователя: кустик антенны на макушке, хотя и помятый, начал вращаться, щупальца-клешни угрожающе протянулись в сторону мальчика.
Коля нырнул под щупальца, ловко вспрыгнул на ленту и помчался в сторону гавани, не оглядываясь.
С этого дня, едва выдавался свободный часок, Аполлон погружался в пучины собственной памяти. Он двигался медленно, наугад. Так на ощупь передвигается человек, попавший в незнакомое помещение без света. Один неверный шаг — и зашибешься об острый край стола или спинку стула…
Первое воспоминание, самое свежее, — о происшествии в пакгаузе, о том, как он несколько часов держал Колю в щупальцах, едва не раздавив его, было не слишком-то приятным. Но что делать! Уйти от него, стереть его было нельзя — из песни слова не выкинешь, как говорят люди. Только двигаясь шаг за шагом в глубины памяти, он сумеет подойти к тому невообразимо далекому дню, когда конструктор в биоцентре повернул верньер, начав отсчет его самостоятельного бытия.
О случае в пакгаузе Коля так и не рассказал никому — ни отцу, ни ребятам. Зачем? Ведь Аполлон в конечном счете не сделал ему ничего плохого. Наоборот, он — чудак! — хотел спасти его от какой-то мнимой опасности.
Несколько дней робот ему не встречался. Похоже, он не искал больше с ним встречи, не преследовал его, и мальчик окончательно убедился, что принял правильное решение. Он радовался, что не поддался минутной слабости и обиде: ведь Аполлону могло достаться на орехи. А Коле, честно говоря, меньше всего хотелось, чтобы пострадало это смешное создание.
