Григорий Адамов - Изгнание владыки (Часть 2)
– И все же, – спросил Гоберти, – над нами, вероятно, огромное давление воды?
– Не такое огромное, как может показаться, – ответил Лавров. – Глубина здесь не достигает и двухсот метров, следовательно давление воды на свод не превышает двадцати атмосфер. Примите во внимание также идеальную сопротивляемость геометрически точного полусферического свода, который к тому же опирается на башню, построенную из того же материала. Такое сооружение может выдержать значительно большую нагрузку. Однако пойдем дальше. Сначала в шахту, Самуил Лазаревич, – повернулся Лавров к Гуревичу и сейчас же, спохватившись, воскликнул: – Да, простите! Забыл вас познакомить. Самуил Лазаревич Гуревич – начальник строительства и главный инженер шахты номер три – товарищ Красницкий. Эрик Гоберти – корреспондент иностранных газет.
Покончив с этой неизбежной церемонией, Лавров двинулся вперед.
– На какой глубине сейчас работаете, Самуил Лазаревич? – обратился он к Гуревичу.
– Тысяча двести десять метров, Сергей Петрович.
– Температура?
– Пятьдесят пять градусов.
– Мне помнится, – вмешался Гоберти, – вы предполагали достигнуть температуры что-то около трехсот пятидесяти градусов. На какой же глубине вы ее встретите, если разрешите спросить?
– Примерно около пяти километров, – ответил Гуревич.
– Колоссально… Колоссально… – бормотал Гоберти, торопливо занося в записную книжку свои заметки.
Поселок казался безлюдным. Лишь изредка встречался одинокий прохожий и, приветливо поздоровавшись с новыми людьми, исчезал в ближайшем здании. С левой стороны поселка, из густо разросшейся зелени, внезапно донесся веселый детский смех.
– Неужели здесь дети? – удивленно спросил Гоберти.
– Ну как же! – ответил Гуревнч. – В поселке немало семейных людей, которые привезли сюда и своих детей. Сейчас, вероятно, в школе перерыв и ребята выбежали в наш крохотный сад.
– Черт возьми! – не мог удержаться Гоберти. – Вы, однако, с комфортом устроились на дне морском.
– Без детей было бы скучно, – объяснил Гуревич. – И уверяю вас, они себя чувствуют здесь не хуже, чем на поверхности земли. Зелень, озонированный воздух,[19] кварцевые фонари, под которыми ребята загорают не хуже, чем на солнце… Даже теннис и футбол у нас процветают. Такого вратаря, как наш Андрей Глебович, и на поверхности земли не скоро найдете, – сказал Гуревич, показывая на улыбающегося Красницкого. – Если вам захочется отдохнуть на даче, приезжайте сюда, господин Гоберти. Право, не пожалеете, – заключил он, открывая высокую стеклянную дверь у подножия башни.
Гоберти ничего не успел ответить – новое зрелище захватило его. Тихий шорох вертящихся колес, шелест ползущих тросов, музыкальное гуденье моторов, тяжелое пыхтенье и вздохи где-то скрытых насосов наполняли огромное внутреннее пространство башни. Ее противоположная прозрачная стена виднелась далеко впереди. Высоко над головами вошедших густо сплетались в ажурную сеть бесчисленные балки, подкосы, среди которых изредка мелькала маленькая фигура человека. На разной высоте то здесь, то там в эту сеть были вкраплены баки и газгольдеры,[20] перевитые трубами и змеевиками. Круглый ровный пол был составлен из огромных четырехугольных плит. Из-под пола выходило наверх множество кабелей и труб. Через большой круглый люк двигались вверх и вниз прозрачные кабины лифта с грузом или изредка с людьми. Через другой люк, огороженный легкими перилами, виднелись ступеньки металлической лестницы, уходящей куда-то вниз, в светлую пустоту.
После чистого, свежего воздуха поселка в башне чувствовался какой то едва уловимый, щекочущий горло запах.
– Что это? Чем здесь пахнет? – поспешно повернулся к Гуревичу Лавров.
– Вот уже несколько дней, как этот запас держится в башне, – ответил Гуревич, недовольно проводя рукой по пушистым седым усам. – Мы вынуждены употреблять низкосортный георастворитель, совершенно непригодный для закрытых помещений.
– Почему же вы не замените его высококачественным? – нетерпеливо спросил Лавров.
– У нас другого нет, Сергей Петрович, – хмуро ответил Красницкий. – Вся последняя партия растворителя никуда не годится.
– Надо было немедленно сообщить нам об этом! – уже не скрывая волнения, заметил Лавров.
– Мы говорили об этом лично товарищу Березину по телевизефону, – сказал Гуревич.
Лавров вопросительно посмотрел на Березина.
– Я уже распорядился, Сергей Петрович, о срочной отправке на шахту номер три новой партии георастворителя, – ответил Березин смущенно и поспешно. – Произошла ошибка на заводе. Я сделал внушение нашему приемщику.
Лавров укоризненно покачал головой.
– Примите меры, чтобы это больше не повторялось. Когда будет доставлена новая партия?
– Дней через десять, – подумав, ответит Березин. – Партия уже отправлена из Архангельска на «Васлии Прончищеве».
– Ну нет! – решительно возразил Лавров. – Вы переправите сюда в аварийном порядке на самолете одну тонну растворителя. Вам хватит тонны на десять дней, товарищи? – спросил он Гуревича и Красницкого. – До прибытия «Прончищева»?
– Хватит, Сергеи Петрович, вполне хватит!
– Вот и отлично! Я попрошу вас, Николаи Антонович, пройти в контору, связаться по телевизефону с кем нужно на «Большой земле» и распорядиться об отправке этой тонны. А вы, товарищ Красницкий, проводите, пожалуйста, Николая Антоновича в контору… Мы спустимся в шахту с товарищем Гуревичем. Вы догоните нас… Пойдем дальше, товарищи, – продолжал Лавров, после того как Березин и Красницкий вышли из башни.
– На лифте или по лестнице, Сергей Петрович? – спросил Гуревич.
– По лестнице, Самуил Лазаревич.
Глава двадцатая
В недрах земли
Металлическая лестница вилась уступами и через каждые два-три десятка метров прерывалась площадкой. Справа она примыкала к стене шахты, слева была пустота – светлая, пугающая, от близости которой у человека замирало сердце. Лестница, легкая, словно паутина, висела в пространстве, и Гоберти, сжав зубы, с трудом заставлял себя переставлять ноги, спускаясь по ступенькам.
Впереди и позади лестницы уходили вниз две сетчатые клетки лифтов: грузового и пассажирского.
Залитая светом круглая пропасть открылась перед глазами людей, как только они сошли на первую площадку лестницы. Шахта уходила глубоко вниз, в звездную туманность скопившихся там огней. По ее гладким светло-голубым стенам тянулось множество проводов, шлангов, труб.
