Шон Тан - Другие миры (сборник)
– Господин Хрюк, – сказала я самым что ни на есть ледяным тоном. – Немедленно заплатите господину Маслобою.
Хрюк вытер рукавом рот, сурово посмотрел на меня и произнес только одно слово:
– Нет.
Я схватилась за живот. Кажется, под доспехом у меня ничего не было: пустое место и чуть подальше – сразу косточки хребта. Тем не менее я решила еще раз применить указательный палец.
– Что? – спросил господин Хрюк, неодобрительно глядя на него.
– Плати давай! – сказала я и пальца не убрала.
– А то что? – так же лаконично поинтересовался он.
Я понятия не имела, «а то что», слишком засмотрелась на его гриву. Длинную, черную, восхитительно курчавую…
– …а то у тебя все волосы выпадут! – пролепетала я.
В трактире стало по-настоящему тихо. Хрюк подался ко мне, так что я сумела оценить, насколько от него несет пивом.
– Я сражался в Южных войнах, Искорка, – процедил он, только что не сплюнув мое имя. – И я видывал настоящих Лощинников.
Сердчишко у меня заколотилось, будто у кроленя. Я попыталась выдавить улыбку, которая бы доказала, что нет в мире человека увереннее меня… но преуспела, кажется, ровно настолько, чтобы всякому стало ясно: девочке срочно нужно в отхожее место.
– Ну? – ласково спросил Хрюк. – Как так вышло, что волосы все еще при мне?
– М-магию торопить бесполезно! – нашлась я.
Потом я притворилась, что мне и вправду нужно в отхожее, а сама умчалась в темную лесину позади маленького домика на задворках.
Ну что, Искра, опять драпаем? И куда на сей раз? Всего в двух днях от дома припасы мои вышли. Никакой дичи по дороге не попалось, и даже добрые друзья путника – коренья, орехи и ягоды – явно не спешили утолить мой голод. Все три прошедшие ночи я провела, корчась от голода, дрожа от холода и вздрагивая от каждого шороха в лесу – вдруг это Пепельные Налетчики вышли на охоту?
Не могла я вернуться домой, просто не могла – даже если братец Горн не прибьет меня за кражу доспехов, даже если я научусь быть счастливой в нашем доверху забитом народом доме, с маменькой, постоянно орущей, чтобы я помогала пасти малышню, чтобы вытирала им носы и попки, чтобы они не утонули чего доброго в речке… Да и не выжить мне без еды на обратной дороге.
Я поглядела на свою обувку (на Горнову обувку, разумеется, плюс два дополнительных носка). Оказывается, я где-то успела наступить на кустик тихомрака. Когда кто-то из нас болел, мама, помнится, давала нам настой этой травки, чтоб мы не маялись целую ночь и спокойно спали.
И я пошла назад, в «Козла-Зубоскала», и даже самолично подала Хрюку добавку. Накрошила ли я каких-то листьев ему в миску? Какие листья, вы о чем?
– На, жри. Но пока не уплатишь Маслобою все до последней монеты, не едать тебе больше в «Козле», – мрачно напророчила я.
Хрюк расхрюкался от смеха.
Когда трактир закрылся, он, шатаясь, побрел домой. За ним, перетекая из тени в тень, кралась я. Когда за мной скрипнула входная дверь, Хрюк лишь всхрапнул и перевернулся у себя на лежанке.
Опыта мне было не занимать: я частенько помогала папаше стричь овец. Но лишать дурную башку этих смоляных кудрей было куда как жальче.
На следующий вечер, когда Хрюк ввалился в трактир, музыка пискнула и замолкла. Смех, крики – все стихло. Все воззрились на лысый череп Хрюка, такой белый – точь-в-точь зимний заяц.
Его владелец подошел к стойке и угрюмо опорожнил на нее кошель. Маслобой наполнил рог до краев пенистым элем. Хрюк повернулся к честному собранию, высоко поднял рог и проорал:
– За Госпожу Искру, нашего собственного всамделишного Лощинника!
Зал взорвался овациями.
Я покраснела. Не в последнюю очередь – от стыда. Я обещала Маслобою держать «Козла-Зубоскала» в узде. И неважно, что пользовалась для этого не совсем честными средствами – ведь правда неважно?
Хрюк оттащил меня в сторону и шепнул на ухо, согнувшись для этого вполовину:
– Они хоть обратно-то вырастут?
– А то! – заверила его я.
Он потер лысую макушку и шмыгнул носом.
– Хорошо. Я их типа любил, мои волосы.
Прошло две недели. Я присматривала за порядком в «Козле-Зубоскале». Днем клиентура особых хлопот не доставляла. Я сидела себе на солнышке у окна и потягивала молоко из рога. Еще играла со счастливым камнем: его стеклянистая, граненая тьма, казалось, не отражала свет, а поедала его. Я придумывала про него всякие истории – откуда он, например, взялся? Может, это драконий глаз? Или он раньше был в огненном мече у настоящего Лощинника? Или это окаменевшее сердце Пепельного Налетчика?
Зайчиками в глаза баламутам я больше не развлекалась. После случая с Хрюком хватало ткнуть пальцем и гаркнуть. Ела я трижды в день и начала уже забывать мамин голос, вопящий:
– Искра, ступай, проверь, где там братья!
– Искра, бегом мыть посуду!
– Искра, у меня руки заняты, живо посмотри, кто из детей завонял!
На самом деле я почти совсем не думала о доме.
Пока в один прекрасный день в трактирную дверь не ввалилось самое жуткое зрелище, какое я в жизни видела.
Зрелище выглядело как мой старший братец Горн, в чьем доспехе я имела счастье щеголять и чей меч привела в настолько неудобоваримое состояние, сражаясь с валуном на ближайшей опушке, что засунула его под тюфяк от греха подальше.
Горн методично обшаривал трактир глазами, будто кого-то искал. Интересно, кого? Я отвернулась и с независимым видом двинулась на задний двор.
– Искра!
Я примерзла к месту.
Сапоги Горна протопали по земляному полу. Или это были сапоги братца Бура, раз уж Горновы были на мне?
Тут между мной и Горном, откуда ни возьмись, обнаружился Хрюк.
– Ты на кого попер? Ты на нашего вышибалу попер? Тогда ты на меня попер. Я – ейный вышибала.
Никогда еще большой Горн не выглядел таким маленьким.
С Горном мы были ближе, чем со всеми прочими братишками и сестренками. Только мы родились одни, без близнеца.
– Нам, одиноким крошкам, нужно держаться друг друга, – говаривал он.
Ага, пока я не сперла его доспехи и не сбежала посреди ночи.
– Я… я… – это, оказывается, лепетал Горн.
Хрюк уже отстегивал от ремня свой боевой молот.
– Все в порядке, Хрюк, – сказала я. – Это мой брат. Нам надобно перекинуться словечком.
Я потащила Горна за рукав вон из трактира, туда, где сквозь листья пестрело золотом солнце. Он выглядел так знакомо, наш Горн, – глаза темно-карие, у нас у всех такие, над губой и на подбородке уже лезут волосы, на лбу шрам – моя работа, это я с деревянным мечом игралась, уже много лет назад. Так много лет назад… Интересно, я-то хоть чуть-чуть изменилась?
– Если собираешься меня пристукнуть, сделай это тут, будь добр, – сказала я. – А то Хрюк тебя поколотит, полы еще потом мыть.
