Борис Батыршин - Третий Меморандум
– Прекратить огонь! – дико заорал Казаков. Он сразу понял, что котята, как и их командир, стреляют поверх голов. – А вы, ушлёпки, на землю! Кто пасть разинет – пристрелю!
И шагнул, вскидывая револьвер на уровень глаз. В зрачках ближайшего гопника – лет шестнадцати, соломенноволосого, худощавого, в модной адидасовской тенниске – плеснулся дикий ужас, и он торопливо повалился, прикрывая голову руками. Слева от Казакова встал Голубев, от его пулемёта остро воняло пороховой гарью. Парни, отшатнувшиеся было назад, принялись торопливо укладываться. Казаков скосил глаза на вожака – тот трудно возился в песке, ощупывая разбитый в кровь затылок.
Вокруг улёгшихся на песок «бунтовщиков» начала собираться толпа. Но приближаться никто не решался – Александр с удовлетворением отметил, как опомнившийся от потрясения Голубев споро выставляет оцепление из своих пацанов. Народ, что называется, безмолвствовал – надолго ли? Ну да ладно…
– Группа мародёров… – голос Казакова сбился -… группа анархических элементов попыталась захватить материальное обеспечение колонии. То есть – то, что предназначено для нашего с вами выживания. Я понимаю, вы все сейчас потрясены и не понимаете, что происходит. Давайте так – через полчаса общий сбор перед крыльцом интерната. Там все получат объяснения; а так же я, как координатор колонии, объявлю, что каждый из вас будет делать дальше.
Его жадно слушали. Казалось, ни один из сгрудившихся перед ангарами не решается громко выдохнуть; слышно было, как копошится в песке оглушённый главарь.
– Раз возражений нет – все пока расходятся. И вот что ещё – найдётся десятка два добровольцев? Надо обежать весь лагерь и сообщить людям о предстоящем собрании…
IV
Тихо горы спят.
Южный крест залез на небо,
понялись из долины облака.
Осторожнее, друг,
ведь никто из нас здесь не был,
В таинственной стране Мадагаскар!
Ю. Визбор– Однако ж, мощную речь Сашка толкнул. – сказал Лёня Крапивко, провожая взглядом Казакова. Тот вышагивал в окружении толпы, к домику, который решено было отвести под сегодняшнее заседание Совета. – Я и не ждал, что его будут так слушать. Подростки всё же…
– Они же ведь не все идиоты. – лениво заметил Валерьян. – Должны понимать, что сейчас не время и не место для детского визга на лужайке. Жить-то всем хочется. Да и ерунды с пальбой на сегодня всем хватило, вон, как народ напуган…
Он лежал на расстеленной на песке куртке и бездумно таращился в небо. Общий митинг уже полчаса как закончился, до назначенного Совета оставалось ещё столько же, а сейчас можно было урвать минутку отдыха – чуть ли не первую за весь этот сумасшедший день. Говорить не хотелось; не хотелось даже думать. По небу ползли две луны; рисунок созвездий, понятное дело, не имел ничего общего с земным, привычным. Млечный Путь, правда, присутствовал – ярко-белая полоса, перерезающая небо под непривычным углом. Вспомнилось, что Простева, вроде, говорила, что эта планетная система несколько ближе к центру Галактики, чем наша, Солнечная… или он что-то напутал?
– Жить – да, хочется. – ответил Леонид. – Только знаешь, Валерка, мне вот до сих пор кажется, что утром я проснусь и примусь припоминать – что за сон такой мне приснился? А потом кинусь звонить тебе и рассказывать…
– Ни фига. Не кинешься. На пары в институт ты поскачешь, и так всё время опаздываешь…
Валерьян осторожно переменил позу – кобура врезалась в бок и мешала удобно лежать. Вот, кстати, ещё одно свидетельство реальности происходящего – до сих пор он не слыхал о снах, в которых что-то впивается в бок. Или слыхал? Да, если простыня собьется комком под боком – снятся кошмары, и утром просыпаешься разбитым. Но во сне ведь нельзя убрать этот комок, верно? Валерьян вытащил из-под бока кобуру и пристроил её под голову. По идее, вот сейчас кошмары и должны прекратиться. Или ему просто не хочется, чтобы они прекращались?
Из-за зданий интерната и УПК, смутно чернеющих вдалеке, из полосы леса, вплотную подступавшего к ангарам, раздался протяжный, скрипучий вой. Валентин вскочил, как подброшенный – Леонид уже стоял с пистолетом в руке. Капли пота блестели в свете двух лун, рука с оружием крупно дрожала. Вой повторился – и ещё, и ещё… потом неведомому зверю ответил родственник, совсем с другой стороны – и поехало. Двойная луна катилась с небес, а неизвестные твари сопровождали их неспешное движение нарастающим хором. После каждой рулады Валерьяна пробирало, словно миллионы жгучих мурашей когтили тело вдоль нервных стволов…
– Жуть… – прошептал Леонид. – Слушай, может, пошли к координатору, пусть он нам тоже автоматы даст? А то зверькам с таким громким голосом наши пистолетики будут вроде трубочек с жёваной бумагой…
– Есть такая тварюшка – лягушка-бык. – подумав, ответил Валерьян. – Здоровая такая, раза в два больше жабы. И звуки издаёт такие громкие, что не отличишь от мычания буйвола. Я сам не слышал, но читал, что когда такие лягушко-быки устраивают хор, то кажется, будто на тебя прёт целое стадо…
– Ты и правда веришь, что это местные лягушки? – осведомился Крапивко. Пистолет он не убрал; руки, правда, больше не дрожали, но Леонид всё равно нервно озирался по сторонам. Народ повылезал из палаток – разумеется, те, кто успел их поставить, – и неуверенно сползался к интернату. Пробежал Голубев, за ним – то ли трое Котят с автоматами. Последний из этой группы на бегу ковырялся в какой-то круглой кастрюле. Вдруг яркой вспышкой ударило по глазам – из кастрюли, оказавшейся переносным прожектором, вырвался ослепительный столб света – и тут же погас. По зрителям прошёл ропот; ослеплённый котёнок помотал головой, прозрел и резво взбежал на гребень дюны. Белый луч возник снова, мигнул – и скользнул в сторону леса.
– «Когда сайва спросит – надо успеть ответить… – медленно процитировал Валерьян. – Вот, значит, какие тут визги на лужайке…
••••••••••••Ночь была угольно-тёмной, и тем резче выделялся на небе не по-земному яркий Млечный Путь. На небо вообще не хотелось смотреть – чужой рисунок созвездий и, главное, две луны, неспешно катившиеся к горизонту, навязчиво напоминали о том, где они собственно, находятся.
Лена поёжилась и покрепче закуталась в куртку Стаса. «Да, здесь тоже март. Как и у нас. Только не в Москве, а, скажем, в Сочи или в Феодосии. Но всё равно холодновато- то-то народ к кострам жмётся… впрочем, нет, не потому. У костров их собирает что-то другое – с одной стороны новизна походной жизни, столь привлекательная для городской ребятни и студиозусов, а с другой, – древний инстинкт, повелевающий искать места у огня, когда трудно, мутно на душе, когда не знаешь, что будет дальше…
