Роберт Сойер - Пришелец и закон
— Был ещё один, — ответил Хаск. — Выбило ударом; не смогли вернуть.
Хаск проплыл вперёд, и обе двери шлюзовой камеры раскрылись, открыв взгляду внутреннее помещение звездолёта. Освещение было жёлто-белым и довольно тусклым. Если цвет освещения соответствует цвету их солнца, то они должны происходить из системы звезды класса G. В ближайших окрестностях Солнца, помимо его самого, таковыми были Альфа Центавра A и Тау Кита.
Внутри звездолёта было прохладно — наверное, не больше пятидесяти градусов по Фаренгейту[14]. Невесомость пьянила. Клит несколько раз перекувыркнулся в воздухе на глазах у Хаска; пучок щупалец у него на голове колыхался как-то по-особому, возможно, свидетельствуя о весёлом настроении. Однако Хаск тут же поплыл вдоль по коридору, и Клит последовал за ним, пытаясь маневрировать, одновременно следя за экраном своей видеокамеры. Раз тосоки провели в космосе двести одиннадцать лет, то Клит ожидал, что их звездолёт окажется просторным внутри, однако здесь, похоже, вообще не было открытых пространств, да и остальных тосоков нигде не было видно.
— Где остальные? — спросил Клит.
— Сюда, — сказал Хаск. Каждые несколько метров он мягко отталкивался от стены задней рукой и двигался почти равномерно. Бло очевидно, какая сторона коридора служит полом, а какая — потолком, когда включены двигатели: на потолке через равные промежутки были укреплены круглые источники жёлто-белого света. Между ними были маленькие и тусклые оранжевые лампы; Клит подумал, что это, возможно, система аварийного освещения.
Пол был покрыт чем-то, что Клит поначалу принял за очень ворсистый ковёр, но когда упёрся в него рукой, чтобы оттолкнуться, понял, что то была какая-то растительность с фиолетовыми листьями. Не трава; скорее это напоминало мягкую кухонную мочалку. В голове Клита мелькнули возможные версии: растительное покрытие отвечает за очищение воздуха от углекислоты или других газообразных отходов и насыщение его кислородом; что это для тосоков источник пищи; что им просто нравится ходить по нему босиком. Хотя он и не знал ещё почти ничего о психологии тосоков, но, очевидно, что им им пригодилось бы всё, что способно помочь пережить двухсотлетний перелёт.
Наконец они добрались до помещения, куда вёл его Хаск. Дверь открылась, и наружу вырвались клубы тумана и поток воздуха настолько холодного, что Клит покрылся гусиной кожей. Как бы объектив камеры не запотел, подумал он.
Внутри крошечного помещения находились шестеро других тосоков, пристёгнутые к специальным платформам и почти полностью укрытые красными пластиковыми одеялами. Две платформы были пусты, одеяла с них убраны; одна, по-видимому, принадлежала Хаску, другая — восьмому, погибшему, по словам Хаска, члену команды. На пустых платформах Клит разглядел желоб, идущий вдоль всей их длины, в который помещалась рука. Клит не мог сказать, лежат ли другие тосоки на «груди» или на «спине»; до сих пор единственным замеченным у Хаска различием между ними было внутреннее устройство рта, цвет глаз и более развитая передняя рука, а у этих спящих глаза и рты были закрыты, а руки спрятаны под одеялом.
— Что они делают? — спросил Клит.
— Спят, — ответил Хаск.
Все сразу? Наверняка ведь должны быть какие-то вахтенные, или…
И тут он догадался: они не просто легли поспать. Они спят долгие годы — столетия. Вот как тосоки сумели долететь до Земли — в гибернации.
Клит обвёл камерой помещение. Рядом с каждой платформой на возвышении находилась светящаяся панель. Каждая изображала что-то вроде движущейся гистограммы и какие-то графики. Должно быть, решил Клит, медицинские показатели, результаты мониторинга состояния находящихся в гибернации членов экипажа. Тщательное изучение этих графиков может дать массу информации о тосокской физиологии. К некоторым из панелей были подключены какие-то дополнительные модули; на других в этих местах были видны пустые гнёзда для подключения с тремя отверстиями.
— Я включу тепло, — сказал Хаск, — и они проснутся. Вот это, — он указал на тосока с кожей более синего оттенка, чем у него самого, — Келкад, капитан этого корабля.
Это не была крионика — метод замедления жизнедеятельности путём заморозки, о котором люди мечтали уже давно. Да, здесь было холодно, существенно ниже нуля по шкале Цельсия, но всё ещё очень далеко от абсолютного нуля. Похоже, тосоки обладают природной способностью впадать в гибернацию, как некоторые земные животные.
Клит был одет в джинсы и хлопковую рубашку; ни то, ни другое особо не защищало от холода. Он оглядел комнату, всё ещё наслаждаясь невесомостью. Он находил каждую деталь тосокской техники чрезвычайно интересной. К примеру, крепления были видны лишь там, где предполагалась возможность разъединения для обслуживания, как в случае с болтами, удерживавшими боковины сиденья в посадочном модуле. Во всех остальных случая детали словно сливались в единое целое — в основном, керамическое, хотя кое-где можно было заметить металлический блеск.
— Они могут спать столетиями без помощи аппаратуры или лекарств? — спросил Клит.
— Да.
Клит покачал головой.
— Знаете, до того, как люди вышли в космос, мы не были даже уверены, что сможем здесь выжить. В конце концов, мы постоянно живём в гравитационном поле Земли, так что казалось естественным, чтобы природа как-то воспользовалась этим фактом — для функционирования кровеносной системы, или пищеварения, или чего-то ещё. Но этого не случилось. Мы можем нормально жить при нулевой гравитации. Единственное, что в нас от неё всё-таки зависит — чувство равновесия, контролируемое жидкостью во внутреннем ухе — в невесомости просто отключается. Мечтатели вроде меня видели в этом знак нашего космического предназначения.
Транслятор Хаска несколько раз пискнул, встретив незнакомые слова, но пришелец явно уловил, о чём говорит Клит.
— Интересная мысль, — ответил он.
— Но вы, ребята, — продолжал Клит, — способны отключаться на целые столетия, способны к этому от природы. Конечно, в космосе можно создать суррогат гравитации — летя с постоянным ускорением или раскрутив корабль вокруг оси. Но вот с продолжительностью космических путешествий ничего поделать нельзя. Вы же, с вашей естественной способностью к гибернации — вы даёте нам сто очков вперёд. Возможно, нам на роду написан ближний космос, но вы — вам назначено судьбой летать меж звёзд.
— Многие наши философы согласились бы с этим, — сказал Хаск. Потом помолчал. — Но, разумеется, не все. — На несколько секунд снова повисла тишина. — Я голоден, — сказал тосок. Клита это нисколько не удивило: насколько он мог судить, Хаск ничего не ел с момента приводнения своего аппарата в Атлантике. — Возврат к жизни потребует нескольких часов. Вы нуждаетесь в пище?
