Кирилл Быстров - Осознание
— Патрик? — округлила глаза Эли.
— Да я… — в ужасе задохнулся Патрик. — Я вообще ничего такого!
— А как же моя поруганная честь?
— Всего-то пару раз целовались! — продолжал защищаться Патрик.
— Слухи поползут! Что скажут люди? — продолжала ломать комедию Милена на потеху многочисленным свидетелям.
Патрик в изумлении открыл рот, но уже через секунду Гордон разглядел на его лице опасное выражение. Обычно именно с таким выражением лица Патрик продумывал очередное хулиганство.
— Кайл! — повернулся Патрик к другу и, подставив ладонь, нетерпеливо поманил пальцами.
Кайл на мгновение растерялся, но, сообразив, чего от него хотят, тут же засунул руку в один из своих многочисленных карманов и принялся там что-то искать. Выудив из кармана гайку, он снял проводник с блокировки и трансформировал её в кольцо. Взяв это топорное изделие, Патрик опустился на одно колено перед Миленой, и все удивлённо затаили дыхание.
— Милена… ну, ты это… выйдешь? — выдавил Патрик.
Милена прикрыла рот ладошкой и сделала то, чего на памяти Гордона не делала никогда — покраснела.
— Спрашиваешь! — отойдя от шока, громко заявила она.
— Уиииии! — завизжала Эли. — А можно, я проведу церемонию?
— Эли, ты не можешь… — попытался урезонить их Гордон.
— Могу, я же клерик! — сияя от счастья, ответила Эли.
— Я к тому, что им нет восемнадцати!
— Так они же и не сейчас собираются.
— Заходим на посадку в порт Нового Каира, — раздался голос капитана по системе внутреннего оповещения.
Ребята всполошились и бросились собирать разбросанные повсюду вещи. В хаосе кое-кто перепутал сумки, кто-то столкнулся. Гордон едва дотянулся до Патрика, что бы на прощание похлопать того по плечу, как стенка отделилась и с грохотом рухнула на землю, превращаясь в трап. Толпа с весёлыми возгласами рванула наружу, Эли помахала им на прощанье, и корабль вновь отправился в путь.
До самого вечера Гордон просидел в одиночестве. Он специально уединился, чтобы тщательно обдумать мысль, пришедшую ему в голову. Неожиданно для себя мальчик обнаружил во всей этой системе мироустройства один очень явный недостаток и пытался придумать, как его можно использовать. А суть этого недостатка заключалась в следующем: у Отца не было никакой возможности контролировать обычных магов, кроме как через магистрат. Если тёмными он мог руководить напрямую, то простые маги подчинялись лишь магистрам. Вот и получается, что если в магистрате не окажется тёмных, Отец потеряет контроль буквально над всем. И тогда весь мир будет не против иллюминатов, а против тёмных. Едва Гордон подумал об этом, как на горизонте забрезжил слабый лучик надежды. Осталось лишь придумать, как тихо и незаметно заменить магистров на своих.
— Гордон, — подошла к нему Эли. — Мы почти прилетели.
— Уже? — Гордон перекинул рюкзак через плечо, и они вместе двинулись к выходу. — Кажется, я кое-что придумал. Помнишь, я говорил тебе, что Отец рассказывал мне, будто ни добра, ни зла не существует?
— Ну? — нахмурилась девочка.
— Если чисто теоретически принять его слова на веру, то у меня возникает вопрос: а свергать правительство — плохо?
— Гордон, это грех! 'Убереги от власти и от всех, кто к ней стремится'. Эта строчка есть в каждой молитве.
— Ты забываешь, что, чисто теоретически, грехи — это тоже выдумка тёмных, которая помогает им удержать власть. Они возвели само понятие власти в ранг греха, при этом сами от власти не отказываются. Удобно ведь!
— Прибыли, — перебила Эли. — Всё это просто ерунда, Гордон. Идём, трап уже опустили.
Гордон замер, не дойдя до трапа десятка шагов. Он только что понял, что очень сильно оплошал.
— О! Нас встречают! Гордон? Ты чего?
— Я ни одного письма не написал после того, как изобрёл лекарство, — в ужасе произнёс Гордон. — Лили там, наверное, с ума сошла!
— Гордон, не заставляй их ждать! — улыбнулась Эли и, повернувшись к выходу, помахала кому-то рукой. — Они же волнуются! Покажись им на глаза уже!
Гордон осторожно высунулся из-за стенки и увидел, как Лили тут же закрыла рот ладонями, а из её глаз брызнули слёзы.
— И чего разревелись-то? — буркнул Гордон, ощущая, как к горлу подкатывается комок. — Сказал же, что вернусь.
