Люциус Шепард - Жизнь во время войны
– Так почему вы до сих пор этого не сделали? – спросила Дебора.
– За прошедшие годы мы совершили слишком много ошибок. Слишком многие, несмотря на соглашения в Картахене, оказались не в состоянии отринуть вражду, и время от времени она вновь разгоралась. Во всем остальном дела шли неплохо. Пока,– Рэй глубоко и неуверенно вздохнул, – пока мы не совершили ужасную ошибку. Вражда вспыхнула вновь, когда группа человек в двадцать пыталась нейтрализовать угрозу палестинского террора. Эти люди настолько увлеклись выяснением отношений, что пренебрегли заданием. Результат – террористам удалось переправить в Тель-Авив ядерное устройство.
– Господи! – Минголла хотел сказать что-то еще, но сарказм и оскорбления были неуместны рядом с этой преступной глупостью.
Рэй будто не заметил его вспышки.
– После Тель-Авива выработали новое соглашение, но конфликты не прекращались, особенно среди молодежи. Наконец было решено, что члены кланов, не позволявшие затухнуть вражде, а также наиболее сильные представители Сомбры и Пси-корпуса, способные поддержать новый мировой порядок, должны собраться в баррио Кларин и заключить сепаратный мир. Условия договора должны удовлетворить всех – тогда, и только тогда, мы начнем смену власти.
– А если вы не договоритесь? – спросила Дебора.
– Значит, мы умрем, и власть возьмут без нас. Я не знаю точно, как будет исполнен приговор. Этим ведает Карлито. Наверное, бомбежка. Но мы договоримся. Каждый день приносит все новые успехи.
– Кто такой Карлито? – спросил Минголла.
– Доктор Исагирре, – ответил Рэй. – Мой дядя.
– Отлично, – сказал Минголла. – Мы премся в Панаму, чтобы этот свихнувшийся сукин сын разбомбил нас к ебене матери. Похоже, нас считают идиотами.
Рэй пожал плечами:
– Можете бежать, но вас легко выследят. И потом, – он посмотрел на Дебору, – разве вам не хочется поучаствовать в устройстве нового мира?
– Мне – нет, – сказал Минголла. – Все, что вы творили до сих пор, как-то не впечатляет.
– Ты же ничего об этом не знаешь.
– Зато я знаю эту чертову войну!
– Не мы начали эту чертову войну, а вы! За последние годы нам удалось загасить ее почти целиком, осталась десятая часть. Мы вынуждены продолжать войну, чтобы прикрывать собственные операции, у нас не хватает людей, чтобы влиять на каждое сражение, мы контролируем командные структуры. Но как только мы договоримся о мире, мы закончим и войну тоже. А после дернем за нужные нити и покончим со всеми войнами вообще. – Рэй еще раз глотнул кофе и скривился. – Мы совершаем позорные поступки, мы позволяем продолжаться позорным событиям. Но сила накладывает обязательства. Нужно делать то, что должно быть сделано, и отвечать за последствия. А победителей не судят.
– Знаешь что, – сказал Минголла, – я вообще-то верю, старик, что ты не врешь. Правда, верю. Это-то меня и пугает. Вы думаете, что искренность все оправдывает. Любой каприз и любое зверство.
– Твоя беда не в нас. – Рэй притянул колени к груди и положил на них руки. – Она во мне. Посмотри на Дебору: она понимает, что мир пора менять. Понимает, что, какой бы крови это ни стоило, так дальше продолжаться не может. Но ты,– он наставил на Минголлу палец,– ты этого не видишь. Ты здесь не жил. Твою страну не терзали банковские монополии и корпорации с их маленькими гитлерами. Рано или поздно это непонимание разведет вас в разные стороны.
– А тебе только того и надо, ага? Рэй улыбнулся.
– Я бы на твоем месте на это не рассчитывала, – сухо сказала Дебора.
– Я рассчитываю на твою преданность делу, guapa[21], – ответил ей Рэй. – Я знаю, как глубоко она в тебе сидит. А с моей стороны ты можешь рассчитывать на честность. Минголла фыркнул.
– Ты думаешь, если мы с вами осторожничаем, значит, мы бесчестны? – спросил Рэй.– А тебе не приходило в голову, на какой риск приходится идти, доверяя людям, которые слишком сильны, чтобы их контролировать. Но ради революции мы согласны и на это. – Рэй прикурил сигарету и выпустил перышко голубоватого дыма, придав паузе значительность. – Та власть, которой мы обладаем... способна дать нам все, что угодно. Со временем возникнет новая и крепкая мораль. Привычные в этом мире ценности потеряют свою привлекательность, и единственной страстью станет труд. Поэтому наша революция чиста.
– А что произойдет с этой моралью,– спросила Дебора, – когда люди столкнутся с тем, с чем не в состоянии справиться?
– Ты о нас с тобой? – поинтересовался Рэй.
– Только о тебе... о том, что когда человек позволяет себе страсть к тому, чем он не может обладать, то это называется безответственностью. Или детством.
Рэй загасил сигарету о подошву сапога.
– Ты считаешь меня безответственным?
– Именно.
– Страсть здесь ни при чем, – сказал он. – Верь мне, Дебора, я говорю серьезно.
– С такими людьми вообще нельзя иметь дело, – сказал Минголла.
– Может, и нельзя, но, к сожалению, он прав, – возразила Дебора. – Нам придется иметь с ними дело.
– За каким чертом?
– За таким, – сказала она, – что гораздо разумнее участвовать в революции, чем делать вид, будто ее нет. Я всегда считала... ты знаешь.
– Но они же маньяки, они...
– А твой президент лучше? Хотим мы того пли нет, нам придется разговаривать с кланами. По для этого вовсе не обязательно иметь дело с Рэем. – Последнюю фразу Дебора произнесла холодно, после чего дотянулась до рюкзака Рэя и вытащила оттуда пистолет.
– У вас будут неприятности, – спокойно произнес Рэй.
Минголла забрал у нее оружие и небрежно направил его Рэю в пах.
– Неприятности у нас будут в любом случае. Рэй не сводил глаз с пистолета.
– Расскажи-ка лучше о Панаме,—сказал Минголла.
– Дурак ты, – сказал Рэй. – Стреляй – промучаешься остаток жизни, они тебе это устроят.
Минголла коротко и безумно рассмеялся.
– Считай, что мне по фигу. – Он взвел курок. – Говори, Рэй, или я начну отстреливать от тебя куски.
– Что ты хочешь знать?
– На лодке ты пел, что в баррио Кларин есть какие-то армии. Дерутся, когда между кланами начинаются разборки. Давай-ка подробности.
Слова вырывались из Рэя суетливо, взгляд не отрывался от пистолета.
– Ну, армии, да... тысяча примерно, может, больше. У нас нет выбора, неужели не ясно. Мы не можем убивать друг друга, а страсти кипят. Надо же было что-то делать.
– Спокойно,—сказала Дебора.—Не торопись.
