Роберт Силверберг - Царь Гильгамеш
– Ты с ума сошел, что зовешь меня этим именем – прошептала она.
– Вот как? Значит, я безумец. Просто я хочу один раз, последний раз увидеть твое лицо.
Теперь в ее голосе была дрожь.
– Оставь меня, Гильгамеш. Я не хотела тебе вреда. То, что я делала, я делал ради города… городу нужен царь… а ты уехал… богиня велела мне…
– Да. Богиня велела тебе убрать Думузи, и ты это сделала. Богиня велела тебе убить Гильгамеша, и ты послушалась. Ах, Инанна, Инанна, конечно, только ради города. И ради города ты получишь мое прощение. Я прощаю тебе все твое предательство. Я прощаю тебе все, что ты сделала именем богини, чтобы подорвать мою власть и причинить мне вред. Я прощаю тебе твою ярость, твою ненависть, твою злобу. Я прощаю тебе твою месть, ибо это ты наслала гнев богов на Энкиду, которого я любил. Если бы не ты, он и сейчас был бы жив. Но я прощаю тебя. Я все тебе прощаю, Инанна. Если бы мы не были царем и жрицей, то, наверное, любили бы друг друга. А я любил бы тебя больше, чем я любил Энкиду, больше, чем я любил что-либо в этой жизни.
Больше самой жизни. Но я был царь. Ты – жрица. Ах, Инанна…
Я не воспользовался мечом. Я вынул из ножен кинжал и вонзил его между нагрудной пластиной и бусами из лапис-лазури, потом рванул вверх, пока не нашел ее сердце. Она издала только один тихий звук и упала. По-моему, она умерла мгновенно. Я медленно выдохнул. Наконец-то моя душа освободилась от нее. Но это было так, словно я отрезал прочь часть свой души.
Встав рядом с ней на колени, я отстегнул маску и приподнял ее.
Я горько сожалею, что сделал это. Мне трудно было поверить в то, что случилось с ней с той поры, когда я в последний раз смотрел на нее. Глаза ее совсем не потеряли своей красоты, губы тоже остались нетронутыми. Но все остальное было разрушено. Какая-то быстро распространяющаяся кожная болезнь пожрала ее лицо. Кожа вся была в ямках и морщинах, где серая и чешуйчатая, где красная и сочащаяся. Ведьма из ночного кошмара, демоническое существо. Казалось, ей тысяча лет. Лучше было бы не открывать ее лица. Я обнажил ее лицо, и должен до конца жизни нести тяжесть того, что видел. Я наклонился. В последний раз поцеловал ее в губы. Потом я застегнул на ней маску, встал и вышел на храмовую террасу, чтобы позвать людей и рассказать им о новых законах, которые я собираюсь установить, вернувшись на трон Урука.
41
Прошли напряженные и очень плодотворные годы. Боги были милостивы к Уруку и Гильгамешу, его царю. Город процветает, стены гордо и неприступно стоят. Мы обновили Белый Помост новым слоем гипса и он сияет на солнце.
Все прекрасно. У нас еще много дел, которые надо выполнить, но все прекрасно. Я сижу сейчас в своих покоях во дворце, заполняя последнюю из моих табличек. Мне кажется, повесть рассказана. Я не перестану вести борьбу за новое, не перестану вести поиск, я не смогу без этого. Какой-то мир снизошел на меня, и это новое для меня чувство, какого я не знал раньше. Я не знал мира и покоя в те годы, которые описал. Но теперь говорю вам: все прекрасно.
Было совсем не сложно вдребезги разбить кичливые мечты Мескиагнунны: это было первое, что я сделал после своего возвращения на царство. Я послал ему письмо, в котором подтверждал его право на царствование в Уре и давал ему право управлять Кишем, как дополнительную милость. Он понял, что я имел в виду, когда снисходительно разрешал ему владеть городами, которыми он и так уже правил.
«Но Ниппур и Эриду, – писал я, – я оставляю для себя, как предписали боги, потому что это священные города, подчиняющиеся только правлению высшего владыки наших Земель».
Этим письмом я как бы послал сообщение о том, что моя власть является высшей. В то же самое время я послал свое войско под командованием верного Забарди-Бунугги войти в Ниппур и уговорить войска Ура уйти оттуда. Я сам не покидал Урука, потому, например, что надо было выбрать новую главную жрицу и воспитать ее, чтобы она понимала свою роль в правлении царством.
Пока я занимался этими вопросам, Забарди-Бунугга довольно успешно справился со своей задачей, хотя и не без небольших потерь. Люди Ура укрылись в Туммале, который считается там домом Энлиля, и потребовалось сломать стены храма, чтобы выбить их оттуда. Теперь, когда Ниппур наш, я послал туда моего сына Ур-лугала выстроить Туммаль заново.
Для меня сейчас самые рабочие времена. Воистину, нет ни минуты для отдыха. Но мне ничего другого и не надо. Что еще остается делать, если не строить планы творить, осуществлять задуманное? Это – спасение наших душ.
Вслушайтесь в музыку во дворе: арфист играет и своей музыкой платит за право своего рождения. Посмотрите на златокузнеца, склоняющегося над своей работой. Плотник, рыбак, писец, жрец, царь – выполнением нашего долга мы. выполняем заповеди богов, и это единственная цель нашей жизни, для которой мы и созданы. Очень часто по капризу богов мы оказываемся брошены в случайный мир, где правит неуверенность. И среди этого хаоса мы должны создать себе надежное место. Это достигается нашей работой. Моя работа быть царем.
Я тружусь, трудятся и мои люди. Храмы, каналы, городские стены, мостовые – как можно когда-либо перестать чинить и перестраивать их?
Такова наша доля. Обряды и жертвы, которыми мы держим в подчинении буйные силы хаоса, – как можем мы перестать их исполнять? Такова наша доля. Мы знаем наши задачи, мы знаем, как их выполнять, мы выполняем их – и тогда все прекрасно. Послушайте только эту музыку во дворе! Слушайте!
Скоро – хочется надеяться, что не так скоро, но я готов, когда бы ни пришлось – я должен буду свершить свое последнее путешествие. Я уйду виз, в тот темный мир, из которого нет возврата. Подле меня будут мои музыканты, наложницы, управляющие и прислужники, мой возничий, мои акробаты, мои певцы. Мы вместе принесем жертвы богам там, внизу, жертвы Эрешкигаль и Намтар, Энки, Энлилю – всем, кто управляет нашими судьбами.
Да будет так. Теперь, когда я думаю о том, что так будет, это не волнует меня. Я никогда не думал над тем, чтобы вернуться в Дильмун и выклянчить себе еще одну жемчужину Стань-Молодым. Так не положено. Древний жрец, Зиусудра, пытался мне это объяснить, но мне пришлось самому научиться этому. Что же, теперь я знаю.
Свет солнца уходит. На крыше храма надо совершить обряд, и я должен спешить. Я царь, это мой долг. Мы чтим Нинсун, мою мать, которую я объявил богиней в прошлом году, когда дни ее на земле были сочтены. Я уже слышу вдали пение, а в воздухе запах жареного мяса. И вот конец всем моим рассказам. Я много говорил о смерти, своем враге. Я с ним отчаянно сражался, но больше не стану говорить о ней. Я ходил под тенью великого страха перед ней. Но теперь я в мире со смертью. Я понял истину, которая заключается в том, что избежать смерти можно не через мази и снадобья, а в выполнении своего долга. Здесь обретаешь спокойствие и смирение.
