Алла Марковская - Волны. Сэнп
Гэл и вправду пришел сюда добровольно. Как только карета Рэлины выехала за ворота и скрылась за углом улицы, дом и сад внезапно заполнили вооруженные люди, офицер сказал, что менестреля ждут во дворце, попросили не сопротивляться. Гэл решил, что устраивать бой в доме Эллэ не по правилам хорошего тона, к тому же в этом доме был Айрэ. А еще он не прочь был попасть во дворец, зачем усложнять себе жизнь, если его проведут туда с эскортом и без лишних вопросов. Ведь тогда Рэлина не сможет сказать, что он нарушил запрет. Он и пошел.
Теперь стоял перед императором.
Рэлина смотрела то на лицо Бэна, то на лицо менестреля. Менестрель спокоен, только глаза как будто светятся в свете факелов. А вот Бэн повел себя странно, сначала он застыл, долго смотрел на менестреля, изучал, заволновался. Недоверчиво качнул головой и громко приказал, как будто хотел криком выплеснуть весь свой гнев:
— Стража, вышли вон!
Рэлина вздрогнула, отступила на шаг назад.
Менестрель, слегка наклонив голову влево, внимательно смотрел на императора, как будто тоже хотел вспомнить что-то далекое и неуловимое как сон.
Стража вышла.
Рэлина собирала в себе всю смелость, чтобы смочь защитить оборотня. И то, что произошло, когда они остались втроем, ее поразило настолько, что она буквально остолбенела.
Император прошипел в ее сторону:
— Ну, девочка, я тебя поздравляю, это талант находить таких мужчин, — и, шагнув к менестрелю, опустился перед ним на одно колено, склонил голову, приложил руку к сердцу, — приветствую тебя, Старейшина.
— Ты тот переводчик, при императоре Ралры — Нкагое, — вспомнил Гэл, — встань, я не люблю этих церемоний.
Бэн поднялся с колен:
— Будь моим гостем, Старейшина.
— Благодарю за приглашение… Да уж, у меня и нет иного выбора, — хмыкнул Гэл, — я здесь застрял.
Рэлина не понимала, что происходит, и как такое могло случиться, и кто на самом деле этот оборотень, если сам император склонился перед ним.
Оба, и император, и менестрель, как будто забыли о ней. Бэн пригласил гостя в свой кабинет, был вежлив и гостеприимен, восторжен, смотрел на менестреля как на божество, предложил пообедать с ним и отведать какой-то напиток, о котором Рэлина и не слышала раньше. Шла за мужчинами, чувствуя себя совершенно одинокой и забытой. Не понимала — они оба не решаются ей что-либо сказать, опасаясь нарушить равновесие, позволяющее не помнить в эти минуты, что она стоит между ними.
Сидели втроем за рабочим столом, в кабинете императора, совершенно разные, в чем-то неуловимо похожие. Немного выпили, закусили. Император обвыкся, и уже не смотрел на Гэла с удивленным восхищением. Предложил сигары из драгоценного здесь табака. Гэл не любил сигар, но так хотелось курить. Завязался разговор.
— Как ты сюда попал? — спрашивал Бэн.
— Враги забросили, чтобы сестра не противилась слиянию, — с досадой ответил Гэл.
— Какому слиянию? — удивился сэнпийский император.
— Слиянию Братства и Совета.
— Ничего себе новости. А война закончилась?
— Закончилась мирным договором. Приперли они меня к стенке, предложили слияние, вот и закончилось. Боюсь, теперь гражданская начнется.
— Не люблю войны, — сказал император, — выпьем за мир.
— За мир, — согласился Гэл.
— А если бы не ребенок, они тебя смогли бы выкрасть?
— Нет, я бы не дался. Но, к сожалению, они хорошо все рассчитали.
— Да, повезло тебе с врагами. Не знаешь что забавнее умные враги, или глупые друзья, вред от тех и других равнозначный. Да ладно, ладно, я не буду расспрашивать о том, какая крыса пробежала между Советом и Братством, вижу по глазам, что не расскажешь.
— А тебя как сюда занесло?
— Ну, — Бэн замялся смущенно и одновременно хвастливо, — так, женился наш император, ты помнишь, каким он был? — Гэл кивнул. — Ну так вот, — Бэн засмеялся, — Его молоденькая жена ко мне сама пришла.
— А ты даже не провоцировал? — усмехнулся Гэл, — думаешь, не помню, как ты вокруг моей сестры увивался.
— Но я же не знал, — снова смутился Бэн.
— Да ты умудрился заигрывать с ней в присутствии ее мужа.
— Я вас позабавил тогда, — улыбнулся Бэн, — давай за любовь выпьем. Я, кстати, еще долго по твоей сестре тосковал.
— Пока юная императрица сама к тебе не пришла, — засмеялся Гэл, — и что было дальше?
— Да ничего такого, я только раздел ее, тело — сказка, но пришел император, и я, едва успев натянуть на себя нижнее белье, выпрыгнул в окно и, как был, вскочил в первый кораблик. Топлива хватило хорошо разогнаться и сбежать от погони.
Гэл давно так не смеялся, предложил тост:
— Выпьем за удачу.
— За нее — верную изменницу, — согласился Бэн, и сам теперь император.
Рэлина выпила залпом несколько рюмок светло-коричневого напитка, странно пахнущего, с горючим горьковатым вкусом, появилась странная легкость и легкомыслие, она решила все-таки напомнить и менестрелю и императору о том, что она здесь рядом с ними, решила высказаться, пока язык слушался:
— И что? Ну, ему, — она указала рукой на менестреля, — я точно не нужна. Долг за сына отдает. А ты, Бэн, мне не нужен, хоть я и люблю тебя. И его люблю. Но не будь ты, Бэн, императором, я бы с тобой была. Всегда тебя любила, — высказалась, и ее голова склонилась, облокотилась на руки. Рэлина засопела.
Гэл и Бэн переглянулись. Бэн встал, взял Рэлину на руки, положил на кушетку, укрыл своим плащом:
— Непривычные они тут к бэргу.
— Зато к самогону очень даже, — Гэл вспомнил Янни, прикусил губу, помолчал, вспомнил ночь, когда Рэлина пришла к нему с бутылкой вина. — Она вообще быстро пьянеет.
— О каком долге говорила Рэл?
— Она моего сына спасла, я обещал быть с ней двадцать дней.
— Ты ее любишь? — Император облокотился могучей ручищей об стол, наклонился вперед, как зверь готовый к атаке.
— Она мне нравится, — бесстрашно ответил Гэл.
Бэн откинулся на спинку кресла:
— А я ее люблю, не так, как других, по-настоящему, еще с тех пор, как она куклой-подростком во дворец на первый весенний бал приехала. Следил за тем, как она растет, учил ее всему что знал, даже не заметил, как она выросла. Понял только когда она сама меня осмелилась поцеловать на охоте, когда я с коня упал… Вот и терплю все ее капризы. Позволяю шастать по лесам с саблей и пистолетом да бандой головорезов, жду пока остепенится. Сам же, глупец, научил и сабельному мастерству, и верховой езде, и метко стрелять, и людьми руководить… Что не сделаю, все себе во вред.
— Она не терпит твою челядь дворцовую, от этого и бегает.
— И что мне делать? Ты же Старейшина. Ты мудрый. Посоветуй.
