Кир Булычёв - «Если», 1998 № 04
— Да-а… — только и сказал я. — Хитрая работенка.
— Ну, кое-где хватает подпустить плюща на стены, убрать одни кирпичи, накидать другие, пару колонн, уходящих в пустое небо, каменное лицо с отбитым носом, внезапно открывающееся в зарослях, ступени, ведущие в никуда… Два месяца работы — десять тысяч кредитов.
— А-ап! — машина клюнула носом, но я тут же выправил ее.
Ничего себе работа! Если бы руки у меня не были заняты, надавал бы себе оплеух! Надо было запросить с него в три раза больше!
— И много миров эстетизировал?
— Не считал.
Некоторое время мы летели молча.
— Скажи, а дети у вас с ней были? — осторожно спросил я.
Он потемнел лицом.
— Она должна была стать матерью моего ребенка.
После этого отвернулся к окну и молчал до самого океана.
* * *Над архипелагом шли дожди, искать что-либо в этих скалистых берегах — верная смерть, и некому будет эстетизировать твою могилу. Морозов пересел назад, вместе с Бокуром они колдовали над блокнотом. Бокур говорил, куда лететь, где поворачивать, а Кост начинал с ним обмениваться шуточками и прибауточками, иногда соглашаясь, а иногда веля поворачивать в противоположную сторону. Чтобы человек с ходу врубался, когда ульт врет, а когда правду говорит — такого я еще не видел.
Мы зависли над одним островком, еле различимым в пелене дождя. Морозов показал пальцем вниз. Я покачал головой, но ослушаться не решился и медленно повел машину кругами, высматривая подходящую плешь для посадки. Хорошо хоть ветер налетел и быстро разогнал тучи.
За узкой бухтой берег вроде немного пологий. Чуть дальше я засек желтую полоску — это песок, значит, найдется местечко и для нас.
Местечко нашлось, хотя из-за больших валунов, разбросанных по маленькому пляжу, я чуть не перевернул машину. Морозов достал большую сумку с широкими лямками, полез в багажник и некоторое время звякал там железками. Потом подошел к нам с сумкой на спине:
— Двинулись.
Сколько мы лезли на гору, сказать не могу. Когда стемнело, мы забились под каменный карниз, прячась от теплого дождя. Здесь и решили переночевать. Морозов сказал, что нам повезло с погодой, на Урале в горах мы бы уже замерзли. Бокур его, кажется, не понял, а я что-то слышал о холодных мирах, где лед можно взять не из фризера, а прямо на улице!
Засыпая, я вдруг сообразил, что за один день со мной приключилось столько, сколько не бывает и за год.
Утром я проснулся бодрый, хотя когда посмотрел, на чем лежал, вздрогнул. Да, это не гидроматрас. Морозов и Бокур тоже были веселые, словно не на камнях спали.
Хорошо, что я сообразил на заправочной еды прихватить, топали бы сейчас на пустой желудок. Морозов быстро сжевал крекеры, а Бокур понюхал и отказался. Ну, мне же лучше!
Часа через два мы добрались до большой расщелины, долго карабкались по осыпи, пока наконец не вышли к пещерам.
Добрый десяток темных отверстий усеяли склон.
— Это здесь? — спросил Морозов.
Бокур молчал. Может, не хотел врать в священном месте, а правду говорить было выше сил. Внезапно меня охватило подозрение, а не окрутил ли вокруг своего грязного пальца хитрый волосатик нашего богатенького уральца? Откуда ульты вообще знают про этот остров, когда они воды не любят и с материка на материк перебираются только по перешейку? Хотя, если верить тому, что они первыми заселили Айкон, все может быть. И корабли строили, и земли осваивали, а потом слегка одичали…
Пещеры казались обманчиво близкими, но добирались мы до них не меньше часа. По пути Морозов все допытывался, какой вход нам нужен, но Бокур на все расспросы невнятно мычал, закатывал глаза и ничего не говорил, только ходу прибавлял, словно торопился скорей добраться. А когда мы подошли к одному из отверстий и заглянули внутрь, то обнаружили, что все дыры ведут в огромную пещеру, похожую на большой зал со многими входами и выходами.
Я стоптал себе ноги, но боль не раздражала, наоборот, я чувствовал прилив сил, хотелось идти вперед, посмотреть, что там, в глубине. Бокур же, не дожидаясь нас, побрел во тьму.
— Эй, мудрейший, ты куда? — крикнул вслед Морозов, и, не дождавшись ответа, ринулся за ним и привел обратно, держа за плечо.
Пару раз Бокур слабо дергался, пытаясь вырваться, но уралец держал крепко.
Морозов стоял у входа, его контур был четко прописан на салатном фоне безоблачного неба. Глаза мои начали слезиться от яркого света, ноги сами повели в приятный полумрак.
— Стоять! — гаркнул страшным голосом Морозов, а эхо раздробило крик и стало перекидывать его от стены к стене.
Я остановился, помотал головой. Что-то не так, хотя чувствую я себя прекрасно. Морозов напряженно застыл, словно прислушиваясь к чему-то, потом полез в карман, достал белую трубку и крикнул мне:
— Быстро сюда!
Идти к нему не хотелось, но я уже понимал, что дело неладно, давно забытые ощущения всплывали из глубин памяти, надо было что-то делать… Я подошел к Морозову, собираясь посоветовать ему не дергаться, но гигант вдруг ловко закинул мне в рот пару больших таблеток и свирепо зарычал:
— Глотай!
От неожиданности я проглотил обе разом. Потом, ничего не понимая, я смотрел, как он запихивает Бокуру в рот несколько таблеток и усаживает его на землю. Тут и я почувствовал усталость, в спине заломило, а натертые ноги обожгли волдырями. Я застонал и лег рядом с ультом. Морозов тоже сжевал таблетку и прислонился к стене.
— Вот, значит, как оно действует, — пробормотал он. — Что-то в этом роде я и подозревал.
Я хотел было спросить, о чем это он, но осекся. Зов — вот что это было! Вспомнил я, как в детстве точно так же готов был без устали идти куда-то, и переполняли меня бодрость и веселье. Холодок пополз по моей спине. Никогда я особенно не задумывался о природе зова. Ну, все знают, что это какая-то биология с психологией пополам с химией. Ученым виднее. Но вспомнились некстати детские страшилки, которыми мы пугали друг друга на школьном чердаке. Кто его знает, может, и впрямь сидит в глубине Паучище и ловит неосторожных в невидимые паутины? Где это видано, чтобы сразу и в одном месте троих прихватило?! Невольно о богах и демонах задумаешься…
Таблетки начали действовать, и я расслабился. Какие «еще боги, если их зов транквилизатором перешибают! Я глупо захихикал и… заснул.
* * *Проснулся я от ломоты в костях. Лежать было неудобно — острые камешки впивались в спину. Но чувствовал я себя неплохо. Нормально. Радужная муть в голове исчезла, а во рту появилась сухость, как после доброй попойки. Я повернул голову и увидел, что неподалеку у еле различимого в ночной тьме входа пыхтит голубым огнем походная самогрейка, а на ней стоит емкость с водой. Морозов сыплет в емкость какие-то темные стружки, а Бокур, внимательно за ним наблюдающий, шумно принюхивается. Я застонал и перекатился набок.
