Роберт Сойер - Мнемоскан
— О, вовсе нет, вовсе нет, — сказал другой я с преувеличенной любезностью, — я говорю совершенно искренне. — Но потом посерьёзнел. — Так или иначе, я следил за вашими юридическими перипетиями, Карен. Вполне возможно, что вы оба потеряете права личности.
— Мы ничего не потеряем, — так же резко отозвалась Карен. — Мой Джейк — не какой-нибудь местоблюститель, приглядывающий за вашей жизнью, пока вы не будете готовы забрать её назад. Он продолжил её, живя собственной жизнью — со мной. И мы не собираемся идти на попятный.
Моё биологическое эго было, казалось, несколько обескуражено напором Карен.
— Я… э-э…
— Так что, как вы видите, — продолжила Карен, — речь идёт не о вас и ваших желаниях. У моего Джейка теперь собственная жизнь. Новые друзья. Новые отношения.
— Но это я — настоящий!
— Чушь собачья, — ответила Карен. — Чем вы можете это доказать?
— Только я… только у меня есть…
— Что? Душа? Вы думаете, тут всё дело в душе? Нет никакой души. Поживите с моё и узнаете. Увидите, как люди увядают, день за днём, год за годом, пока от них не остаётся ничего. Душа! Картезианская чепуха. Нет в вас никакой магической неощутимой части. Всё, что вы есть — это физический процесс, процесс, который может быть, и был безупречно воспроизведён. У вас нет ничего — ничего — чего бы не было у этого Джейка. Душа? Хватит молоть чушь!
— Ты знаешь, что она права, — мягко сказал я. — Раньше ты никогда не верил в душу. Когда мама говорила о том, что папина душа всё ещё там, в том разрушенном мозгу, тебе было жаль её не из-за того, что случилось с папой, а из-за того, что она заблуждалась. Ты именно так об этом и думал, этим самым словом; ты это знаешь, и я это знаю. Заблуждалась.
— Да, но…
— Но что? — спросил я. — Ты хотел сказать, что теперь всё по-другому? Что ты достиг какого-то просветления?
— Ты…
— Если кто и должен был начать смотреть на вещи по-другому, — сказал я, — так это я. Собственно, я и начал — я теперь вижу все цвета. И я знаю, что ничего во мне не пропало. Мой разум — идеальная, идеальная копия твоего.
— Ты бы не смог узнать, если бы чего-то не хватало, — сказал он.
— Конечно смог бы, — вмешалась Карен. — Когда стареешь, то болезненно осознаёшь все те вещи, что ускользают от тебя. Чувства притупляются, становится труднее что-то вспомнить. Вы знаете совершенно точно, что у вас было до того, как вы это потеряли.
— Она права, — сказал я. — Я совершенно цельный. И так же, как и ты, хочу жить своей жизнью.
39
Два меня.
Это всё чертовски запутано, но я обнаружил, что думаю о нём как о Джейкобе, а о себе как о Джейке. Один из тех ментальных фокусов, в которых мы начинаем нуждаться всё больше, когда становимся старше.
Он был Джейкоб, где конечное «ОБ» означало «оригинальный биологический». Я же был просто Джейк.
Я обнаружил, что я, Джейк, не могу отвести глаз от экрана видеофона, показывавшего Джейкоба, моей кожуры. Всего несколько недель назад мы были одним целым, а…
А до того меня попросту не было. Он, Джейкоб, был единственным, кто на самом деле пережил всё то, о чём я лишь помнил. Это у него был шрам на правой руке после падения с дерева в двенадцать, это он запнулся о ступеньку и повредил связку на лодыжке, это у него была артериовенозная мальформация, это он смотрел, как падает мой отец, это он занимался любовью с Ребеккой и он видел мир в усечённой цветовой палитре, в которую были окрашены большинство наших общих воспоминаний.
— Я пойду туда, — сказал я в видеофон.
— Куда? — спросил Джейкоб.
— В лунобус. К тебе.
— Нет, — ответил Джейкоб. — Нет. Оставайся на месте.
— Почему? — спросил я. — Потому что легче отрицать мою личность и мои права, когда я лишь горстка пикселов на крошечном экранчике?
— Я не идиот, — сказал Джейкоб, — так что не надо со мной обращаться, как с идиотом. Я контролирую ситуацию. Твой приход её дестабилизирует.
— Я правда не думаю, что у тебя есть выбор, — сказал я.
— Есть. Я не открою шлюз.
— Хорошо, — сказал я, соглашаясь, — будешь держать меня снаружи. Но если ты собирался говорить со мной лишь по телефону, мне не нужно было прилетать сюда с Земли.
Пауза, потом Джейкоб ответил:
— Ладно. Карты на стол, брателло. Ты здесь, потому что я хочу, чтобы ты согласился остаться здесь вместо меня.
Я опешил, но наверняка ничто в моей искусственной физиологии этого не выдало. Я ответил так спокойно, как только мог:
— Ты знаешь, что я не могу этого сделать.
— Выслушай меня, — сказал Джейкоб, поднимая руку. — Я не прошу чего-то ужасного. Сколько ты собираешься прожить?
— Я не знаю, — ответил я. — Долго.
— Очень долго, — сказал он. — Несколько столетий как минимум.
— Если не случится ничего плохого.
— А сколько проживу я?
— Я не знаю, — ответил я.
— Наверняка знаешь, — сказал Джейкоб. — Без синдрома Катеринского я проживу примерно столько же, сколько и любой другой родившийся в 2001 году канадец — ещё лет пятьдесят, если мне повезёт. У тебя будет вдесятеро больше времени, возможно, в сотню раз больше. Всё, о чём я тебя прошу — позволить мне прожить эти пятьдесят лет — или меньше, возможно, значительно меньше — на Земле.
— А… а что будет со мной?
— Ты останешься здесь, в этом замечательном курорте Верхний Эдем. — Он внимательно смотрел на меня, пытаясь определить мою реакцию. — Устрой себе отпуск на пятьдесят лет — чёрт возьми, чего греха таить, мы ведь по большей части только этим и занимаемся, верно? Здесь словно в Лас-Вегасе или на лучшем в мире круизном лайнере. — Он помолчал. — Послушай, я смотрел трансляции процесса. Я знаю, что он идёт не очень хорошо. Тебе охота провести следующие икс лет, таскаясь по судам, или лучше расслабиться здесь и вернуться, когда всё устаканится? Ты знаешь, что рано или поздно за мнемосканами признают полные права личности — так почему бы не дождаться этого момента здесь и вернуться на Землю на белом коне?
Я смотрел на него, на своего… своего прародителя.
— Не хочу быть к тебе несправедливым, — медленно произнёс я, — но…
— Пожалуйста, — сказал другой я с умоляющими нотками в голосе. — Я ведь не многого прошу. У тебя всё равно останется бессмертие, а я получу свои несколько десятилетий, которых меня лишили.
Я посмотрел на Карен. Она посмотрела на меня. Я сомневался, чтобы кто-то из нас смог что-то прочитать на лице другого. В раздумьи я снова повернулся к экрану.
