Стивен Холл - Дневники голодной акулы
Скаут подняла голову.
— Ничего хорошего.
— В каком смысле?
— В таком, что там полно воды.
Фидорус опустился рядом с ней на колени и уставился в трюм.
— Двигатель полетел, а вода прибывает быстрее, чем помпы в состоянии откачивать. — Он поднял на нас задумчивый взгляд. — Но этого… быть не может!
— Вы сами говорили, что наши знания могут не соответствовать истинному положению вещей, — сказал я.
— Да, — Фидорус вытащил руку из люка. — Но… не до такой степени!
У Скаут заметно сузились глаза, прежде чем она повернулась к доктору.
— Так что вы нам скажете? Мы тонем?
Он кивнул:
— Да. Тонем.
Скаут старалась не потерять самообладания.
— Сколько у нас времени в запасе?
— Возможно, час.
— А потом мы окажемся в воде?
— Это подстроил людовициан, — сказал я. — Вот зачем он уводил нас в море и таранил лодку.
Казалось, Фидорус опять был готов выдать нам свою сентенцию насчет тупых акульих мозгов, но воздержался.
— Время еще есть, — сказал он вместо этого, — бочки должны его измотать. Ноутбук Никто по-прежнему работает и по-прежнему подсоединен к Уорду, так что если Эрик сможет попасть в акулу гарпуном…
— Не думаю, чтобы он дал нам такую возможность, — сказала Скаут. — Он проделал в лодке пару отверстий, а теперь убрался подальше, чтобы подождать, пока мы затонем. Держу пари, что к тому времени, как он вернется, мы уже будем бултыхаться в воде.
Фидорус уставился в люк.
— Отлично, — сказал я. — Значит, мы потерпели неудачу. Все бросаем и возвращаемся?
Фидорус помотал головой.
— Это дело непростое. Если на то пошло, для возвращения требуется еще более сложный процесс, чем для того, чтобы здесь оказаться. Необходима концентрация, но, даже если мы сумеем сконцентрироваться, у нас не хватит времени.
— Значит, мы здесь застряли?
— Да, боюсь, что так.
— Милее дома места нет, — рассеянно пробормотала Скаут.
По лицу доктора пробежала какая-то выцветшая улыбка.
— Людовициану нужен только я. Помните, я единственный, кто ему нужен. — С этими словами я повалился на койку.
— Теперь уже нет, — сказал доктор. — Теперь мы все так или иначе в этом замешаны.
Я подумал, что доктор, пожалуй, прав. Оба они, а Скаут в особенности, были так тесно связаны со мной, что акула, по всей вероятности, не остановится, пока не разделается со всеми нами.
Иэн взобрался ко мне на колено, тычась носом и ласкаясь. Я слегка его обнял — не бойся, мол, я с тобой.
— Мне очень жаль, друзья мои.
Скаут послала мне мимолетную улыбку:
— Не стоит сожалеть. Это ведь был мой план, помнишь? А тебя в него втянули.
— О да, — сказал я, пытаясь выдавить улыбку.
Все мы какое-то время молчали.
— Ну хорошо, — сказала наконец Скаут, откидывая назад волосы и скрещивая ноги. — Логическое мышление — вот что нам сейчас нужно. Что мы имеем? Двигатель накрылся. Лодка тонет. У нас по-прежнему остаются ноутбук и гарпун. Как сказал доктор, если Эрик сумеет попасть в акулу гарпуном, прежде чем лодка затонет, мы все равно победим.
Фидорус кивнул:
— Сжато и толково.
— Наша задача, — продолжила Скаут, — состоит в том, чтобы заставить людовициана подплыть к нам достаточно близко, чтобы его можно было поразить гарпуном, прежде чем лодка уйдет под воду. — Вздохом она обозначила величину и трудность такой задачи. — Какие-нибудь соображения?
— Мы можем его приманить, — сказал я.
Оба они повернулись ко мне.
— Продолжай, — сказал доктор.
— Если я окажусь в воде, он приплывет.
— Эрик, нельзя тебе в воду, — сказала Скаут, округляя глаза. — Это безумие.
— А вот и нет, — сказал Фидорус, и лицо у него просветлело. — Вот и нет, потому что мы все еще располагаем диктофонами. У нас есть еще одна концептуальная петля.
* * *Диктофоны… Подобно самому «Орфею» и многим вещам на его борту, они по пути сюда обратились в нечто иное. Собственно говоря, они стали тем, чем, по словам Эрика Сандерсона Первого, всегда и были, — реальной, без всяких метафор, акульей клеткой.
Мы со Скаут совершали сложные телодвижения, вытаскивая из шкафчика и укладывая на палубу части клетки по одной зараз. Каждая из четырех сторон была крепкой и тяжелой — надежная рама со вставленными в нее прочными черными пластиковыми прутьями. Мы удерживали их на месте, пока Фидорус прикручивал их друг к другу и к основанию клетки с помощью набора обрезиненных втулок и болтов, которые, возможно, некогда были кнопками остановки, воспроизведения и записи. Когда дело было сделано, доктор спустился в кабину, чтобы найти баллон с воздухом.
Мы вдвоем стояли на покатой палубе и глядели на клетку.
— Я не хочу, чтобы ты опускалась в этой штуковине в воду.
— Почему? — возразила Скаут. — Ты был готов нырнуть вообще без защиты.
— Скаут, это может оказаться так же опасно.
— Все это время она обеспечивала тебе безопасность.
— Но все изменилось. Эта лодка была построена на концептуальной петле, вдесятеро более мощной, чем диктофоны, и людовициан все равно ее продырявил. А эту он просто разнесет в клочья.
— Втрое мощнее, а не вдесятеро. — Скаут подошла, положила ладони мне на руки, стиснула их и натянуто улыбнулась. — Поверь, если у тебя есть какие-то другие соображения, то я очень рада буду их выслушать.
Сказать мне было нечего.
— Вот видишь, — сказала она.
— Просто я вправду не хочу, чтобы ты туда отправлялась.
— Я и сама не хочу, но ты единственный, кто может поразить гарпуном людовициана, а Фидорус — единственный, кто знает, как отсюда вернуться. Из этого следует, что спускаться под воду в клетке должна я.
Я посмотрел на нее:
— Иди-ка сюда.
Она обвила меня руками, и я тоже крепко сжал ее в объятиях.
— Не надо, — сказал я.
— Надо, — тихо сказала она, овевая дыханием мне щеку. — Вот как это происходит, и вот что случается потом. — Она меня поцеловала. — Это должно случиться, мы ведь оба это знаем.
Правда была в том, что я действительно это знал. Открытка, остров, Фидорус, Рэндл, даже людовициан… Все, что происходило со мной с того мгновения, как я очнулся на полу спальни, неким образом, которого я не мог уразуметь, являлось частью какого-то невыразимого и непонятного замысла, и Скаут, спускающаяся в клетке под воду, тоже была частью этого. Это должно было случиться. Я знал.
— Скаут, — сказал я, — что происходит?
Ее выдох показался мне еле слышным:
— Я же права, разве нет?
Я кивнул, еще сильнее притягивая ее к себе.
