Б Липов - Метагалактика 1995 № 3
Тьмовский, выслушав рассказ, недоверчиво приложил ухо к заминированному месту и, резко отстраняясь, констатировал:
— Да, действительно. Тикает. Нетранспортабелен. Вот-вот рванет. А может и не вот-вот… Интересно, на сколько завода осталось? Владимир Иванович, идите, пожалуйста, в зал с Баламутрией. Необходимо, чтобы никто ни о чем не догадался. Вместо меня возьмите в свидетели Эльвирочку. А я — пока с Яковом займусь. Попробую разминировать. Баламутрия только теперь обратила внимание на псевдо-Якова и в испуге отшатнулась.
— Спокойненько! Спокойненько! — Привел ее в чувство Тьмовский. — Это всего лишь копия…
* * *Прямая трансляция церемонии бракосочетания прошла без сучка и задоринки.
Шарашкина отрепетировано произвела регистрацию молодоженов и даже Баламутрия, чувствовавшая себя на первых порах несколько скованно, поддалась общему настроению праздника и, забывшись, совершенно искренне, назвала своего партнера Яшенькой.
А подошедшие после регистрации родственники: бабулька и отец Баламутрии и вовсе не заметили подмены. Больше того, бабулька покачала головой и любовно оглядывая беса, проговорила:
— Ишь, какой ты у меня прыткий, внучок! Не успел объявиться, а уже щеголь-щеголем: и переоделся и лоск навел… Давай, ужо, расцелую вас и прокляну за остатных родственников. Мамка-то совсем загордилась с этим восьмым кругом. Вот ведь беда — сын женится, а родители не могут работу оставить, совсем осупостатились. Ты им хучь сообщал?
Владимир Иванович впервые услышал о том, что у его двойника есть родители. Яков постоянно вспоминал одну бабульку, а про отца с матерью замалчивал.
— Сообщал, — односложно ответил бес-Ахенэев, но в подробности вдаваться не решился.
Ведущий богемской группы, возложив на себя обязанности тамады, вооружился микрофоном и обходил наиболее знаменитых гостей. Следом ползли телекамеры, давая крупным планом то одного, то другого поздравляющего.
А на балюстраде, декорированной под хоры, в это время шла подготовка к кульминационной сцене. Собрав певчих, поп-расстрига, размахивая здоровенным кулачищем перед носом каждого из них, давал последние наставления.
К новобрачным подошел закончивший телепоздравления Сатана.
— Ну что, писатель, финита ля комедия? Или еще погостишь? Посмотри, как твоя любимая переживает.
Ахенэев взглянул на стоящую в сторонке и всхлипывающую украдкой Эльвирочку, на общее веселье и, чтобы раз и навсегда снять камень с сердца, грустно, но вместе с тем окончательно произнес:
— Благодарю за честь, Властелин! Но, оставшись в аду, я отодвину часы земного счастья. Буду жить ожиданием Эльвирочки и работать над книгой. — Он затянулся сигаретой. В последнее время Владимира Ивановича все чаще тянуло курить.
— Значит веришь мне, писатель?
— Верю!
— Хорошо, — Повелитель ада тоже задымил трубкой, прищурился. — Мало осталось смертных, кто мне верит. Подравняли нечисть под одну гребенку. А все по его вине, — Сатана кивнул на Бессмертного, приплясывающего вокруг Далдубовского. — Мало того, что родословная загажена, бог знает, кого расселил по земным хлябям да твердям. Да и на прежнем посту столько наворочал, что эхом в церквях наверху до сих пор отдается… Ведь недаром говорят: не верь лукавым. Это о них… А ты мне доверил свое счастье. Ценю!
— Властелин! По мужски, так по мужски. Долгие проводы — лишние слезы. Переправь на Землю так, чтобы Эльвирочка не знала.
— И это одобряю. К слову: вернешься к себе, захочется вновь свидеться — выпей стакан-другой водки. Буду рад гостю. Одно плохо: обратно через реанимацию возвращаться придется… — Сатана замолчал и кивнул в сторону появившегося Тьмовского. Эдик стоял у лифта и, радостно улыбаясь, призывно махал Владимиру Ивановичу лапой.
— Ну, иди, — разрешил Повелитель. — Раз улыбается, значит разрядил Яшку. Нет, постой! На Землю отправишься сразу после проклятия новобрачных. Будь готов.
Владимир Иванович пригубил щупальце Баламутрии, раскланялся с Сатаной и, пригласив Эльвирочку следовать с ним, заторопился к Эдику.
…Лифт остановился и трое Яшиных друзей прошли в театральную уборную, по которой, пробуя походку, кособоко прошмыгивался обезвреженный Загробштейн. Каждый шаг, видимо по инерции, сопровождался выбрасыванием лап в стороны.
— Ну как, босс? Торжественная часть закончилась?
— В основном. Проклятие на твою с Баламутрией головы осталось.
— М-да, тогда отчаливаю к невесте, — Яков проковылял к вешалке, но покачнулся и, не удержав равновесия, растянулся на полу. — Вот видишь, вестибулярный аппарат пошаливает. Это после Эдикова хирургического вмешательства. А знаешь, чем он меня кромсал? — И бес указал на «скальпель».
На гримерном столике, голубея непротертым лезвием, возлежал турецкий ятаган.
— Брось придуриваться! — Обозлился на него Эдик. — Через пяток-другой минут заживет, как на собаке! Разминайся, да вали к разлюбезной. А мне еще Владимира Ивановича в божеский вид приводить надо…
Тьмовский достал «метлу» и привычно, чуть ли не наугад, защелкал кнопками. Ахенэев, как и при первом опробовании аппарата ощутил легкое головокружение и покалывание во всем теле. Он, скорее машинально, потянулся к голове и с успокоением нащупал вместо рогов густую, пышную шевелюру.
— Не сомневайся, камрад, я теперь спец по подобной электронике, владею этим веником, как ковбой кольтом. Можешь переодеваться в свое барахло, а эти — пригодятся в костюмерной.
Услышав слова Тьмовского, Яша потух лицом и спросил с надломом:
— Что, босс, уже?… А продлить командировку нельзя? — Всплеск надежды застыл в его глазах. Ахенэев подошел к действительно расстроившемуся бесу и обнял с признательностью.
— Нет, Яша. Прости, но пора отвести свою душу на землю. Обязательно дописать книгу, а может, и с Эльвирочкой остаток дней удастся прожить по земным меркам. Все зависит от Самого: при случае, напомни еще раз о просьбе… Так что, не обессудь — и он обернулся к Эдику. — Не поминайте лихом. Бодрее, камрады, не навечно расстаемся. Истечет мой срок жития в том измерении — бог знает, сколько еще отмеряно, — может, кот наплакал… Все мы там под богом ходим… А как преставлюсь, приеду на поселение к Вам. Вот тогда, в открытую поговорим и об Эдеме и об Аде. Возможно, продолжение к книге напишу. Да-а, — Владимир Иванович задумался и, не обращаясь ни к кому, пробормотал. — Нонсенс! Бог дал — черт взял!
— Эх, босс! — Больно надавил лапой на плечо фантаста Яков. — А я-то хотел тебя в восьмой круг затянуть. Что видел до этого — семечки!
