Эдгар Пенгборн - Дэви
Я сказал, что хочу, и он поцеловал меня в лоб в духе старинной нуинской знати, чего я много лет за ним не замечал, но больше мы о плавании не говорили и, наверное, так и не заговорим до того дня, который выберет Барр.
Мне тридцать пять, а Диону пятьдесят. Мы прошли вместе две войны. Мы пытались вытянуть великое государство на шаг или два вперед от тупого невежества нашей эры. Мы вместе переплыли великое море и нашли остров Неонархей. Мы любили одну женщину… «Сдерживаемое недовольство» — что ж, я думаю, это определение предназначалось мне не меньше, чем остальным. Это комплимент, но с неизбежной тенью осуждения: капитан Барр, я и еще четырнадцать человек, подходящих по темпераменту и обстоятельствам на роль исследователей и не подходящих больше ни для чего другого.
В работе исследователя, сказал бы я, очень мало того блеска, который ему придает мальчишеское воображение. Я выдумывал множество фантазий, лежа на солнышке перед моей пещерой в Северной горе, но сейчас мы с капитаном Барром больше озабочены галетами и кислой капустой и пытаемся немного перестроить нос корабля с целью отнести его подальше от кормы, если вы простите мне такое выражение. Но все это не означает, что в исследованиях нет славы. Она там есть, и внутренние награды достаточно реальны. Море невежества безмерно огромно, но я, фосфоресцирующий микроб, зажигаю свой свет в этом море и не вижу причин стыдиться своей гордости.
За эти шесть лет мы смогли построить еще одно судно, аккуратное и маленькое, которое кораблестроители Былых Времен назвали бы ялом. Те, кто остаются, смогут плавать на другие острова, пока мы будем отсутствовать.
Наше льняное семя хорошо разрослось, так что у «Утренней Звезды» новые крепкие паруса. Мы везем с собой провиант на четыре месяца. Наша ближайшая задача — достичь континента, который назывался Европой, что должно занять намного меньше четырех месяцев, узнать о ней все возможное и вернуться. Нашим первым берегом станет побережье того, что называлось Пор-угалией или Испанией. Правда, течения и ветры не такие, какими они были в Былые Времена…
Все мы, отправляющиеся в плавание, бездетны. Возможно, женщины и не стерильны, но ни одна ни разу не беременела, а самой молодой двадцать пять лет. За шесть лет на Неонархее у нас родился двадцать один здоровый ребенок, от семи женщин. Я не стал отцом ни одного из них. Нора Северн забеременела от меня. Это было ее желание, и Диона тоже; они надеялись, что рождение ребенка вытащит меня из мрачного саморазрушающего настроения, которое долгое время не отпускало меня. Не знаю, что действительно вывело меня из него — возможно, всего лишь время. Милая Нора была отличной любовницей, и эта часть эпизода, безусловно, помогла мне вернуться назад и вновь принять повседневную жизнь. Но, хотя Нора смогла подарить Диону двух здоровых дочерей, ребенок, которого она родила от меня, оказался мутом, не слишком отличавшимся от того, чье рождение унесло жизнь Ники.
Таким образом, мне пришлось понять, что дефект был не в Ники, а во мне. Я не столь алогичен, чтобы сказать, что это я убил ее; кто смог бы жить с такой ношей? Правда в том, что ее убило зло, порожденное Былыми Временами, которое передалось мне по наследству через многие поколения, через тело Сэма или моей матери — кто может знать? — чтобы затаиться в той части меня, которая должна быть самой безопасной и наименее испорченной. Такое случалось — со мной и с бесчисленным множеством других людей, И случится снова.
Мои единственные дети — мысли, которые, возможно, я смогу передать вам. Иногда сердце мое становится спокойным насчет этого, когда я вспоминаю, сколько еще исследований предстоит совершить. Кругом достаточно неоткрытых территорий, в моей памяти и в остальном мире — думаю, я мог бы написать «в мире и в остальной моей памяти» — так что мы сможем нанести все на карту только после дождичка в четверг.
Прошлой ночью я спустился на пляж, потому что услышал песню ветра и заунывный голос океана, лижущего песок. И звезды сияли в небе… Уже скоро я вновь услышу эту музыку, этот неумолчный шепот, стоя на носу корабля, или же за штурвалом. Я ухожу в плавание потому, что желаю этого; у меня нет детей, кроме тех, что воспитываете вы, но можно я не буду говорить вам о том, что это мое путешествие — тоже акт любви?
Прошлой ночью я говорил с бурунами — игра, в которую я часто играл, безобидный способ помочь разуму поговорить с самим собой. Вы можете спрашивать за землю и отвечать за море, и если услышите истину, то вы будете знать ее источник,
Я спрашивал, смогут ли поколения когда-нибудь возродить достоинства Былых Времен без присущих им недостатков, и океан, который был голосом в моем мозгу, ответил: «Может быть, очень скоро; а может быть, лишь через тысячу лет».
Примечания
1
Дэви имеет в виду посетителей с севера. У мисипанцев развиты торговые отношения с областью, в Былые Времена известной как Южная Америка. В 296 году несколько беженцев — жертв какого-то мисипанского политического беспорядка по суше добрались до Пена и дали эту и некоторую другую информацию, прежде чем умереть от малярии, заражения крови и дизентерии. Они говорили на таком варварском английском, что до сих пор большая часть того, что они сказали, усиленно дискутируется. Я узнал об этом, еще маленьким мальчиком прислушиваясь к разговору между моим дедом Президентом Дионом II и послом Пена Виламом Скунмейкером. Мой бедный дядя, впоследствии Морган III, держал меня на коленях, когда вел протокол государственных речей Скунмейкера, а я восхищался его вышитыми панталонами. (Дион Морган Моргансон из Нуина.)
2
Дэви попросил Диона и меня кое-где поправить написанное, но никто бы не поручился за то, что использованное им слово — хуже. (Миранда Николетта де Мога)
3
Кинетоскоп — аппарат для рассматривания быстро сменяющихся картинок; при этом создается впечатление движения изображенного объекта. Один из предшественников кинематографа (прим. переводчика).
4
Церковь, пусть неохотно, но дала свое разрешение на их существование, и они даже удостоились целого параграфа в знаменитой Доктрине о Необходимом Зле. Этот памятник печального благочестия, как полагают, оставил нам в наследство апостол Симон при предполагаемом основании Церкви в 44-ом году. На самом деле документ, который называют оригиналом, написан на чем-то вроде пергамента, который был изобретен в Нуине, а не в Катскиле, и всего лишь около пятидесяти лет назад. Я сам изучил его, когда был в Набере. Ни один ученый не может с точностью утверждать, когда начала свое существование Святая Мурканская Церковь, но к настоящему времени она не может действовать дольше двухсот лет. (Дион М.М.)
