Далия Трускиновская - Деревянная грамота
Бойцы, сбившись вместе, неслышно совещались. Конюхи тоже сошлись потеснее.
- Их разделить надобно, - прошептал Данила. - Сопля Одинцу говорить мешает. Без Сопли Одинец проболтается...
- Разделю, - пообещал Тимофей. - Что, Богдаш, потешил душеньку?
- Для стеночника он хорошо бьется, а настоящего охотницкого боя не знает, - сказал Желвак. - Погоди, Данила, научу - ты о того Соплю сапоги однажды вытрешь. Он что умеет - стенку с разбега прорывать и быстро кулаками в разные стороны садить. Никто ничего и понять не успел - а он уж стенку прошиб, за ним клин попер. Одно слово - надежа-боец. А для охотницкого боя верный глаз нужен...
- Я те научу... - проворчал Тимофей. - Нам Данила живым надобен!
Семейка беззвучно рассмеялся.
- Ты, Тимоша, коли хочешь отсюда живым уйти, отошли Данилу-то, посоветовал он. - Пусть тихонько уйдет да поблизости затаится, пока темно да никто на нас не глядит. Давай-ка, свет, пригнись да вдоль забора и прошмыгни, а мы тебя прикроем...
- Для чего? - удивился Данила.
- Делай, что велят. Хоть в сугроб закопайся - а чтоб я тебя не видел! велел Тимофей.
Конюхи, словно бы продолжая совещаться отошли к забору. Данила, держась так, чтобы между ним и бойцами все время были плотно стоящие товарищи, начал отступать к реке.
- Аким! Аким! - раздались крики. Фонарь возник из-за угла и, мотаясь во тьме, стал быстро приближаться. Ткач Клим и Вавила, не заметив замершего впритык к забору парня, с громким топаньем бежали к своим.
- Точно ли Перфишка? - крикнул Одинец.
- Он самый!
Гонцы подбежали и, поскольку самое главное уже успели выкрикнуть, принялись истово кивать.
- Вот ведь стервец! - воскликнул Сопля.
- А теперь я скажу, - Озорной заговорил густым голосом, властно и весомо. - Сдается мне, что все как раз наоборот вышло. Что не Трещала с Перфишкой Рудаковым у вас бойца свели, а свел его Перфишка у Трещалы для вашей стенки, и привел, и с рук на руки сдал.
- Ты что несешь? - возмутился Сопля.
- И вы тому Перфишке платить не хотели! И кто-то из вас его там, под забором, и упокоил!
Ответом на такое заявление была сперва тишина, потом разномастная ругань.
- Ты меня гнилыми словами не навеличивай! - обратился Тимофей к главному ругателю. - Ты мне лучше растолкуй, откуда мертвое тело под забором взялось!
- А я почем знаю! - Сопля обернулся к бойцам. - Что, ребятушки, не выдадите?
Бойцы согласно загудели.
- На свою голову вы, конюхи, то тело сыскали, - нехорошо скалясь, сказал Сопля. - Так, Аким? Так, мои соколы?
Одинец ничего не ответил. То ли слишком медленно осознавал опасность, то ли думу какую-то неожиданную думал...
- А ты только замахнись кулачищем-то! - отвечал Тимофей. - И верно сказано: ворона сове не оборона!
- Ты к чему?
- А к тому - вы сами себя соколами зовете, а хуже старой вороны! Парень-то наш давно ушел! Сейчас стрелецкий караул приведет! Ты, Сопля, до четырех-то считать обучен? Или только кулаками махать горазд?
- Ушел?! . Вы, ироды, куда глядели?! .
- Удрал! - подтвердил Тимофей. - Он у нас самый молодой, ноги быстрые, он теперь, поди, уж по льду до Крымского брода добежал! Вот сейчас и выскочит на Остоженку! Там вам не Хамовники - там стрелецкого караула дозваться легко!
- Ах ты! ..
И тут оказалось, что, в отличие от Одинца, решения Сопля принимал очень быстро.
- Молодцы! Разбежались, живо! Не было вас тут! - негромко приказал он. Но Семейка расслышал.
- Погоди суетиться, свет! - сказал он, выходя на видное место. - Нам ведь покойник-то ваш не надобен, мы еретическую грамоту ищем. Коли вся свара между вами из-за бойцов, которых переманивают, так мы от вас и отвяжемся. А что, Тимоша, не поставить ли на одну доску Одинца с Соплей и Трещалу? Там и видно будет, кто врет!
- Как это - на одну доску? - спросил Одинец. - В приказе, что ли?
- Опомнись, свет, ночь на дворе, какой тебе приказ? - удивился Семейка. Остановим извозчика да и доедем до Яузы, до Трещалина двора. Вы двое да нас трое - вот и пятеро. Коли большие розвальни попадутся - то и поместимся. Вызовем Трещалу...
- Не выйдет, - хмуро буркнул Одинец.
- Это как это не выйдет?! - громогласно возмутился Тимофей. - Вот тут уж точно и стрельцов позовем, и выемку сделаем! Поставим вас двоих против Трещалы, послушаем, как вы друг друга честить станете. Может, и поймем, куда старого Трещалы наследство подевалось!
- Нет его у нас! - возвысил голос и Одинец.
- Вот и будет твое слово против его слова! Давайте, голубчики мои, не кобеньтесь, пойдем к Остоженке! Не злобствуй, Сопля! Чем скорее это дельце прояснится - тем скорее и домой вернешься!
Данила слышал беседу через слово, особенно когда говорил Семейка. Конюх-татарин вообще ничего и никогда глоткой не брал - и без того у него все получалось. А когда загремел Тимофей, стало ясно - нужно и впрямь огородами выбегать на Остоженку.
Данила все же не поспешил - извозчик тоже ведь, как по заказу, не явится, - а еще присмотрелся и прислушался. Он видел спины своих товарищей, видел время от времени освещенных фонарем Соплю и Одинца, еще кого-то из бойцов. И дождался - конюхи решительно двинулись вперед. Очевидно, и Сопля, и Одинец позволили себя уговорить. Тогда лишь Данила тихонько спустился на лед и побежал что было духу.
Меж тем у ткацкого двора все было чуточку иначе, нежели ему представлялось.
Сопля вдруг притянул к себе за толстую шею Одинца и принялся шептать ему в ухо. Тот кивнул. Тогда Сопля отпустил товарища.
- Не поеду я, - сказал он. - Не дай Бог, прежде времени увижу того Трещалу - сцепимся, право слово! Будет у вас заботы нас разнимать!
- Я сам поеду, - подтвердил это решение Одинец. - Давно нам пора так-то поговорить, без бойцов. Может, до чего и договоримся.
- Пошли! - велел Тимофей. - Нас трое да ты один - не хочешь ли еще кого из своих взять?
- Возьми Ивашку, - предложил Сопля.
- Да нет, и то еще неизвестно - найдем ли большие розвальни, возразил Одинец. - Я один за двоих места займу.
Вчетвером они молча вышли на Остоженку.
- А умен твой Сопля, - неожиданно заметил Тимофей. - Пока мы к Трещале в гости ездить будем, он тебя от Перфишки Рудакова избавит.
- Для того и остался, - подтвердил Семейка.
О том, что Тимофей своим внезапным обвинением Одинцовых соколов в убийстве Рудакова сподвиг Соплю на такое незаконное дело, да и предоставил все возможности, Семейка, понятно, умолчал.
- Бубенец! - прислушавшись, сказал Богдаш. - Хороший возник, ходко идет...
Раздались и голоса, с пьяной удалью исполнявшие в санях непотребную песню.
- Ну, что, Семейка? - спросил Тимофей. - Остановим, что ли?
- Ин ладно, - не возразил тот.
Когда возник, запряженный в большие санки, приблизился, ему наперерез с пронзительным свистом кинулись Семейка и Богдаш. Конь, испугавшись, сбился с ноги. Тут Семейка, схватив его под уздцы, побежал вместе с ним вбок, сбил направление конского бега, Богдаш тем временем прыгнул в сани и, выхватив вожжи у очумевшего кучера, резко их натянул.
