Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II
Он снова повернулся к Моррисону:
— По-видимому, они достигли минимизации с помощью уменьшения постоянной Планка.
— Да, это так.
— Конечно, так. Другого возможного пути нет. Они объяснили вам, как им это удалось?
— Разумеется, нет. Вы можете также сделать заявление, что советские ученые, с которыми я работал, находятся в здравом уме. Они не раскроют так просто свои секреты.
— Хорошо. Заявление сделано. Теперь расскажите нам все, что произошло с вами в Советском Союзе. Но пусть это будет не приключенческая история, а наблюдения профессионального физика.
Моррисон начал свой рассказ. Он не жалел об этом. Ему нужно было выговориться, он чувствовал потребность избавиться от бремени ответственности, выпавшей на него, как единственного американца, знающего то, что знал он. Его подробный рассказ занял несколько часов. Он закончил только к обеду. После десерта Фриар сказал:
— Позвольте мне подвести итоги. Прежде всего, минимизация не влияет ни на время, ни на квантовые взаимодействия то есть на сильные и слабые электромагнитные взаимодействия. Гравитационное поле уменьшается в соотношении к массе, как и должно быть. Так?
Моррисон кивнул. Фриар продолжал:
— Свет и электромагнитное излучение могут проникать сквозь миниатюризационное поле, а звук — нет. Поле слабо отталкивает обычное вещество, но под давлением его можно ввести в поле и подвергнуть минимизации за счет энергии самого поля.
Моррисон снова кивнул. Фриар сказал:
— Чем больше объект подвергается минимизации, тем меньше энергии требуется для продолжения этого процесса. Уменьшается ли потребность в энергии в соотношении с массой, остающейся на произвольно взятом этапе минимизации?
— Звучит логично, — ответил Моррисон, — но я не помню, чтобы кто-то упоминал квантовый характер этого феномена.
— Тогда идем дальше. Чем большей минимизации, повергается объект, тем выше возможность спонтанной деминимизации — и это, скорее, относится ко всей массе, находящейся в поле, чем к любому ее компоненту. Вы, как отдельный индивид, имели больше шансов деминиатюризироваться спонтанно по сравнению с ситуацией, когда вы были частью корабля. Я прав?
— Я так понял.
— И ваши советские коллеги признали, что процесс максимизации невозможен?
— Опять же, я так их понял. Вы должны отдавать себе отчет, профессор, что я могу повторить только то, что мне было сказано. Они могли намеренно ввести меня в заблуждение, или они сами не все знают и поэтому ошибаются.
— Да, да, я понимаю. У вас есть причины считать, что вас намеренно вводили в заблуждение?
— Нет, мне казалось, что они не обманывают меня.
— Что ж, возможно. Самая интересная вещь для меня — это то, что броуновское движение находится в равновесии с миниатюризационными колебаниями и чем выше степень минимизации, тем больше равновесие сдвигается в сторону колебаний поля от обычного броуновского движения.
— Это мое личное наблюдение, профессор, и оно опирается не только на то, что мне говорили.
— И это нарушение баланса имеет какое-то отношение к возможности спонтанной деминимизации?
— Мне так кажется, но я не могу точно это утверждать.
— Хм, — профессор задумчиво глотнул кофе и сказал: — Беда в том, что все это очень поверхностно. Это говорит нам о поведений миниатюризационного поля, но ничего о том, как оно возникает. А уменьшая постоянную Планка, они не затрагивают скорость света?
— Да, но, как я уже говорил, это означает, что создание поля требует огромных затрат энергии. Если они могут ассоциировать постоянную Планка со скоростью света, увеличивая последнюю по мере того, как уменьшается первая... Но у них пока этого нет.
— Так они говорят. Предположительно, Шапиров знал, как сделать это, но они не смогли получить эту информацию.
— Да, это так.
На несколько минут Фриар погрузился в свои мысли и затем сказал:
— Мы разобрали все, что вы рассказали, но боюсь, что это нам не поможет.
— Почему нет? — спросил Родано. — Если человек, который раньше никогда не видел робота или не слышал о его составных частях, должен будет доложить о том, как он действует, он сможет описать, как его голова и конечности движутся, как звучит его голос, как он выполняет команды и так далее. Ничего из того, что он увидит, не скажет ему о том, как работает позитронный мозг или что такое молекулярная мембрана. Он даже не заподозрит, что они имеют какое-то значение, так же как и те ученые, что будут работать по его инструкциям. Советы разработали технологию создания миниатюризационного поля, и мы о ней ничего не знаем, а Моррисон нам здесь помочь не может. Может, они и опубликовали какие-то данные, приведшие к созданию этой технологии, еще не осознавая, насколько это важно, как это случилось в середине двадцатого века, когда первые работы по расщеплению атомного ядра были опубликованы раньше, чем стало ясно, что это секретная информация. Но Советы не допустят такой ошибки с миниатюризацией. Не удалось нам получить эту информацию и с помощью шпионажа.
— Я посоветуюсь со своими коллегами, но боюсь, что в целом ваше, доктор Моррисон, приключение в Советском Союзе, каким бы удивительным оно ни было, за исключением информации, что минимизация была осуществлена, не имеет смысла. Мне очень жаль, мистер Родано, но с таким же успехом его могло бы и не быть.
90.
Выражение лица Моррисона не изменилось после того, как Фриар сделал свое заключение. Он налил себе еще немного кофе, неторопливо добавил сливки и спокойно его выпил. Затем он сказал:
— Дело в том, что вы совершенно не правы.
Фриар взглянул на него и спросил:
— Вы хотите сказать, что вы что-то знаете о технологии создания миниатюризационного поля? Но вы говорили...
— То, о чем я собираюсь сказать, не имеет никакого отношения к минимизации. Это относится к моей работе. Советы отправили меня в Малград и Грот для того, чтобы я мог использовать мою компьютерную программу для чтения мыслей Шапирова. У меня ничего не вышло, что, возможно, и не удивительно, принимая во внимание тот факт, что Шапиров находился в коме и был на грани смерти. С другой стороны, когда Шапиров прочитал кое-какие мои статьи, он назвал мою программу ретранслятором, а он был удивительно проницательным человеком.
— Ретранслятор? — на лице Фриара появилось выражение неприязни.
— Что это значит? Вместо того, чтобы читать мысли Шапирова, мой компьютер, находясь внутри одного из его нейронов, действовал как ретранслятор, передавая мысли одного из нас другому.
Неприязнь сменилась негодованием:
![Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/uploads/posts/books/159220/159220.jpg)
