Владимир Савченко - Должность во Вселенной
Отдохнул, встал. Зарядил видеомаг и кинокамеры, нацелил их объективы в центр купола. Сел к пульту, включил поля — кабину вынесло в начинающийся Шторм, День Брахмо. Вошел в него, затем в формирующуюся Галактику; выбрал беременную планетами прото-звезду, включил импульсный режим — и сноровисто, без ошибок повторил опыт, снимая жизнь планеты на пленки.
…И случился эпизод, о котором Виктор Федорович потом вспоминал: когда планета над головой, над кабиной формировала свой самый выразительный и прекрасный облик — приспичило по малой. Пи-пи. Да так, что, подкручивая верньеры настройки, Буров едва не пританцовывал. Наконец освободился, достал банку, с наслаждением помочился — и при этом не только умом, но и всей спиной, щекоткой в позвоночнике сознавал, что гремящий громадный мир над ним пережил за это время не одну геологическую эру…
IIIИ был же триумф на следующее утро, когда Витя Буров, дождавшись, пока соберутся все, да пригласив еще Пеца, Александра Ивановича и Люсю Малюту (на которую имел особые виды), показал на экране отснятое ночью!
Был восторг, аплодисменты и даже поцелуи — к сожалению, только мужчин. Такого никто не ожидал, об этом не думали и не мечтали: увидеть то, что невозможно нам, эфемеридам, прямо наблюдать ни для своей Земли, ни для иных миров Солнечной Системы, — всю жизнь планеты. Да и услышать — потому что Виктор не забыл запустить в просмотровом зале и пленку со звуками от своего преобразователя: бурлила, шумела под аккомпанемент Вселенского моря материи формирующаяся твердь: видимое и слышимое находилось в единстве.
Когда включили свет, Александр Иванович подошел к Бурову, торжественно выпрямился, одернул пиджак.
— Виктор Федорович, Витя, — сказал он проникновенным голосом, — я был к вам несправедлив: драил, шпынял и снимал стружку. Сознаюсь в худшем: когда вы не слишком удачно дебютировали в лаборатории приборов для НПВ, я подумывал от вас избавиться. Сейчас мне противно вспоминать, какую глупость я мог совершить! Так не понять вас, не понять, что вы человек исключительных идей — крупных и смелых, стремящийся действовать на главном направлении, не размениваться на поделки. И то, что вы сопротивлялись моему напору и напору других командиров, теперь не роняет вас в моих глазах, а напротив — возвышает. Теперь я вижу: это было потому, что вы шли впереди нас. Впереди — а мы, считая, что вы отстаете, дергали вас назад!..
Витя Буров тоже стоял выпрямившись возле проектора. Широкие щеки его (и уши, хоть и прикрытые шевелюрой, но заметно оттопыривающиеся) румянились, губы неудержимо растягивала довольная мальчишеская улыбка.
— Поэтому, Виктор Федорович, — продолжал так же проникновенно Корнев, — не держите на меня зло. То, что вы сделали (как впрочем, и сделанное другими), несомненно заслуживает Госпремии. Но, увы, это пока никому из нас не светит: по обычному счету наше НИИ работает только восьмой месяц. В метрополии рассмеются, если мы сунемся с такими претензиями… Поэтому мы почтим вас тем, что в наших силах: во-первых, снимем тот выговор… Сняли, Вэ-Вэ? — повернулся главный инженер к директору. Тот кивнул. — Во-вторых, поскольку человеку без взысканий не возбраняется премия, то — двойной оклад. Даем, Вэ-Вэ?
— Да, — подтвердил тот.
— В-третьих, когда будем кое с кого снимать три шкуры за загубленные кинопленки, — Корнев многообещающе покосился на Васюка и Любарского, — вас это не коснется. Ну и лично от себя… — Он сощурился, подоил нос. — В ближайшие три дождя обещаю переносить вас через лужи на закорках. Можете приглашать телевидение и фотокорреспондентов.
Все с улыбками поаплодировали такой речи.
— Ну, Александр Иванович, — сказал Буров, обеими руками тряся руку главного, — вы сказали такое… дороже всяких Госпремий!
Лукавил Виктор Федорович, лукавил: конечно, Госпремия была бы лучше. Ну, да ведь все равно не светит.
На этом чествование окончилось, разговор перешел на дальнейшие дела и проблемы.
Перво-наперво все приветствовали успешное испытание в импульсном режиме «пространственной линзы» — и поддержали предложение Бурова устроить над первой еще и вторую, тем создать сверхсильный «пространственный телескоп», а обычный максутовский из кабины долой.
— Только на ручном управлении теперь мы там все не вытянем, — сказал Виктор Федорович. — Столько приборов, ручек, клавишей, переключателей… недолго и запутаться. Надо автоматизировать не только наблюдения, но и поиск объектов в MB. Возможно это, Людмила Сергеевна?
Та подумала:
— Ну… если ваш шквал новшеств в системе ГиМ уже весь… Весь или не весь, говорите прямо?
Буров ответил:
— Допустим, весь.
— Ох, сомневаюсь! — подал голос Любарский. — Надежнее исходить из того, что не весь.
— Вот видите. Тогда… тогда вам нужна очень гибкая автоматика. С возможной перестройкой схем… — размышляла вслух Люся, — с запоминанием новых образов, с учетом опыта — самообучающаяся! Персептронная. На микропроцессорах. — Она оглядела всех несколько свысока. — Заказывайте, но имейте в виду: это только очень состоятельным людям под силу.
IVХроника шара
Как оно, право; бывает: Анатолий Андреевич Васюк-Басистов считал себя маленьким, будучи на самом деле человеком великой души. Витя Буров стремился вырваться из своего ничтожества, но каким был, таким и остался. Однако именно его изобретение закрутило в лаборатории MB, да и во всем Институте, такой вихрь новых дел, проблем, идей, открытий, мнений, переживаний, что для описания его автору впору самому изобретать какой-нибудь такой метод импульсного выхватывания — если и не «кадр-год», то хотя бы «факт-час», «реплика-совещание», «возглас-ситуация»… Но если стать на эту дорожку, в конце ее окажется ведический возглас «Ом!» или «АУМ!», в котором, по индуистским верованиям, заключена вся жизнь мира. Может, оно и так — но все-таки слишком уж кратко. Поэтому остановимся на проверенном со времен Карла Двенадцатого методе хроники.
Но доминанта и в ней — изобретение Бурова. С него, с импульсной синхронизации наблюдений MB началось самое драматическое время в истории Шара. Таков вклад в жизнь мира маленьких людей, но больших специалистов своего дела; вспомним, к примеру, атомную бомбу.
1) Для системы ГиМ начали сооружать второе, самое высокое кольцо электродов — под пространственную линзу-объектив. Делать его приходилось очень легким, поскольку «линза» внедрялась в столь разреженные слои воздуха в Шаре, что аэростаты едва тянули. Здесь действительно исследователи выходили на предел. «Следующим шагом, — заявил Корнев, — может быть только прямой космический полет в MB».
