Тимур Пулатов - Плавающая Евразия
XXVII
Никогда еще наш Шахград не был так спокоен, размерен и даже чуточку беспечен. Слов не хватает, чтобы описать то особое состояние после нервного спада. И впрямь, что-то особое, когда волна, несущая всех вместе, уходит в плавное течение, и каждый, отделившись от общего, снова всматривается в себя, не видя в себе новые черточки, будто всегда был таким. И все же Давлятов, скажем, не совсем такой, но и он убежден, что все осталось так, как было до предостережения.
Но матушка Анна Ермиловна заметила, хотя и поздно и случайно. Когда сын провожал ее, Мелиса и Хури в Москву, она, целуя его на прощание в аэропорту, вдруг воскликнула:
- Да ты весь седой... седой. Какой ты красивый, когда седой! Давлятов растерянно пожал плечами и не понял, к чему она это говорит.
Потом он заторопился - на место, на трамвае - через весь город, к кольцевой дороге, где была та самая квартира, которую приметил дотошный Байт-Курганов. Был густой осенний вечер. Всюду - в скверах, на скамейках по краям тротуаров, на детских площадках - шахградцы были увлечены сейсмоигрой. Ее предложил в последнем своем послании ОСС, который затем объявил о самороспуске.
Послание было выдержано в бестактных тонах, мол, хотя наш прогноз не оправдался, сама по себе угроза землетрясения не исчезла, ибо Шахград стоит на плавающей евразийской плите, которая может в любой момент сдвинуться... И чтобы шахградцы не забыли приобретенных за этот тревожный месяц знаний, предлагались две сейсмоигры - для особ женского пола, под названием "Возбуждение землетрясения в блюде студня", и для темпераментных мужчин "Сейсмическая игра в кости".
Широкую посуду квадратной формы домохозяйки заливали плотным слоем студня. Острым ножом делали вертикальный разрез посередине. И, потряхивая посудой, сдвигали оба куска студня, растягивая параллельно разрезу. Наблюдая за тем, как один студень ползет своим краем на другой... создавалась полная иллюзия движения евразийской плиты на африканскую... в темной толще земной тверди, которая открывалась пока лишь Дав-лятову и Нахангову. Безобидная игра при остром воображении делала очевидцами подземного царства всех остальных шахградцев.
Игра в кости... Давлятов спешил сразиться с новым своим соседом, имя которого никак не мог запомнить - Фоминиади? Фоминиди? Феми-стокл? - игра была порывистой, сопровождалась криками болельщиков... Давлятов бросил свою костяшку, Фемистокл свою шестигранную, с просечками от двух до двенадцати, что отмечало возрастающую силу землетрясения по шкале Рихтера.
Давлятов мнет костяшку в ладони, затем темпераментно бросает. За фортунные цифры "десять" и "одиннадцать" Фиминиди записывает себе ноль очков, а когда случайно костяшка ложится вверх цифрой "два" и так последовательно до "девяти", счастливцу засчитывается десять очков. Значит, есть надежда остаться в живых и при девятибальном толчке.
В итоге выигрывает Давлятов, записавший себе в сумме сто очков. Весело смотрит на сконфуженного Фоминиади, у которого снова вышло ноль очков, "зеро" - говоря жаргоном заядлых игроков.
Зеро! Любит же наш неунывающий шахградец - вечный баловень судьбы туманное словечко и этим спасается...
