Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
Сделав паузу, англичанин ожесточенно затянулся и продолжал пенять на судьбу:
— Обученные команды выморила чума. Номинально я имею половину штатного состава, но большинство матросов ни разу не выходили в море. Одиночное плавание в хорошую погоду — предел их возможностей.
Печально. Видел я эти камели, тяжкий крест азовских моряков: два широченных понтона, соединенных понизу бревнами. Их заводят притопленными под киль корабля, разгружают, откачивают — и добиваются уменьшения осадки. Пожалуй, десятидневный срок, названный командором для вывода судов — безудержно оптимистичная оценка. Не зря государь забрал отсюда на Балтику вице-адмирала Крюйса и чуть не забрал Апраксина: только угроза осады задержала его на юге.
— Жаль. Очень жаль, что мы не можем на вас рассчитывать. Гребной флот, как я понимаю, имеет отдельное командование?
— Да, к тому же они в Азове. Но самый знающий капитан — тот, что вас привез.
На обратном пути, побеседовав с галерным капитаном из архипелагских греков, я получил второе разочарование.
— Безопасный мелководный коридор вдоль берега, о котором вы, господин бригадир, говорите, действительно существует, но в нем есть разрывы. Несколько песчаных кос далеко выдаются в море, при обходе их вы встретите места, где фрегат может подойти к берегу ближе версты. Когда господин вице-адмирал изволил делать карту Азовского моря, я выполнял промеры глубин и могу уверить вас в точности сих сведений. Туркам эти пункты, скорее всего, тоже известны. Они могут запереть в них гребную флотилию на обратном пути к Азову и принудить выброситься на сушу.
— Как же тогда казаки ходили в Крым?
— Осмелюсь заметить, они ходили, когда турки с венецианцами воевали на Белом море…
— На каком море?
— На Белом. Оно еще называется Архипелагским или Эгейским. Конечно, не то море, что у Архангельского города. Весь турецкий флот был за Геллеспонтом, теперь же — весь в Керчи. На мелководьях можно от него укрыться, но обойти полморя кругом не выйдет. Разве случится длительный штиль.
Несколько ведер холодной колодезной воды, вылитые на меня Спирькой на заднем дворе адмиральского дома, вернули расплавленным от жары мозгам способность к действию. Духота страшная, даже вечер не принес прохлады. Легкое ощущение бредовости бытия тоже осталось. Большой мол, на строительстве которого, по слухам, полегли армии работников — и непомерными усилиями привели в негодность единственную гавань. Громадные корабли в мелководной луже — вместо легких канонерок или плавучих батарей. Лихорадочная, не щадящая денежных трат и человеческих жизней работа на верфях — только затем, чтобы построенные суда гнили в затонах. Трудно поставить сие в вину Федору Матвеевичу, всего лишь исполнителю предначертаний государя, входящего в мельчайшие подробности флотских дел. Царь, безусловно, умен — может ли он не видеть бессмысленность этой суеты? Или желает запугать султана одним видом линейных кораблей?
В устах адмирала все выглядело не столь мрачно. Выслушав мой рапорт, он вздохнул:
— Да, турки в оба глаза здесь смотрят, чтобы нас не выпустить. Азовское море корабельному флоту не впору, узкое и мелкое. Еще в ту войну нацеливались на Керчь — не вышло. Сейчас там султан больше двадцати кораблей держит, и фрегатов пять или шесть. У нас поменее… Но все в руке Божьей! Хороший шторм у крымских берегов, или твоя Венеция в войну вступит — могли бы мигом сравняться.
— Не вступит. Им душу заменяет мешок с деньгами, турки его покамест не трогают… Федор Матвеевич, а не может ли Очаков оказаться для флота удобнее Керчи? Зимой коммуникация с Керчью возможна только по суше — значит, ее навряд ли можно удержать, не покорив прежде весь Крым. Долиной Днепра овладеть легче.
— Давным-давно о сем с государем рассуждали. Крупное судно через пороги не провести, а ниже порогов верфи не безопасны от татар. Разве граница будет по Перекопу.
— Хорошо бы! Господин генерал-адмирал, нельзя ли в Днепровскую флотилию командировать еще несколько офицеров с галер? Из тех, что море видели?
— По Днепру в море выйти хочешь? Ладно, людей дам.
Сделав визит обер-коменданту Келину и съездив еще в Черкасск напоследок, я возвратился к армии. Планы окончательно определились. Граф безусловно поддержал идею десанта, Бутурлин позволил себя уговорить. Самая большая удача: старый знакомец мой и соратник по весенней кампании одиннадцатого года Петро Щербина пришел с отрядом белоцерковских казаков, в их числе — старики, ходившие в прежние годы на Крым и способные служить лоцманами. После Прута беспрерывно шел дипломатический торг о судьбе Правобережья: турки требовали вывода русских войск, царь соглашался, но не прежде высылки Карла. Сумно было слышать об этом казакам, иные ворчали, что москали их предали. Выбор между холопством, бегством и расправой от озлобленных ляхов ожидал правобережцев, как только русские уйдут. Но вот нашлись же среди них люди, готовые драться вместе с нами не по обязанности, а для победы над турками и за долю в добыче. Я, со своей стороны, убеждал, что государь не оставит их, не будучи принужден к этому врагами. А случись неудача — на бывших запорожских землях места много.
В начале августа наши чайки скатились по Днепру, проскользнули мимо Кинбурнского мыса и вышли в море. Ветер благоприятствовал, на второй день показались крымские берега. Гезлев был естественной целью для атаки. Армянские купцы, ухитрявшиеся проникать сквозь границы, несмотря на войну, сообщали, что старинная крепостная стена местами обвалилась, а турок в городе немного. Несколько грузовых судов и вооруженную фелюгу с шестью небольшими пушками на палубе взяли без сопротивления. Егеря прыгали в мелкую, до колен, воду и шли к берегу — строиться.
Но не успели. Из-за домиков и садов выметнулась толпа янычар, преодолела нестройный огонь, ударила врукопашную. С палубы видно, как падают под клинками наши, другие пятятся, отстреливаясь, в воду, к спасительным лодкам. Маячат перед дулами пушек.
— Капитан, сигнал отступления судам. Срочно, фейерверком!
Огненные брызги рассыпаются и падают в воду, линия лодок начинает отползать от солдат, разом припустивших вдогонку. В глазах испуг и обида — ничего, потерпите, ребята… Вода им по грудь, по шею… Хватит! Теперь своих не заденем, разве оглушим.
— Капитан, стоять всем судам!
Турки так глубоко не лезут, самые наглые по пояс зашли. Хохочут вдогонку, размахивают ятаганами, кричат что-то обидное…
— Пали!
Картечь с тридцати сажен — страшная штука. А обстоятельства занятные, при случае дам задачу в артиллерийской школе: высота цели вполовину меньше, зато картечные пули рикошетят от воды. Сколько будет попаданий в сравнении с обычной стрельбой?
