Владимир Савченко - За перевалом
Астр удовлетворился тем, что исполнил вокруг робота-гонщика пируэт в осмотровой ракете, и махнул рукой. Главное, все выяснилось. И он помог, оказался прав в своем беспокойстве. Совершенно не обязательно давать волю мелким чувствам и тяжелому характеру. Тем более, что здесь, на Трассе, он делает главное для идеи распространения и выразительности — обеспечивает человечество космической энергией.
Ее теперь понадобится — только давай!
2. Все впереди
Мужчина и женщина идут по тропинке на обрывистом берегу. Внизу широкая река — Волга в нижнем течении, места разинской, пугачевской и многих иных вольниц, родные места Дана. Другой берег едва виден за блеском солнца на водной ряби. Веет ветерок.
Они идут, думая каждый о своем. «Как хорошо, что все позади, — думает женщина. — Весь ужас, который годами стыл в душе, неверие в себя, в людей, в жизнь… И снова есть Дан. Пусть внешне непохожий, но — настоящий он. Как теперь легко и спокойно!»
Она поглядела на мужчину. Пожалуй, только седые волосы и остались у него в память о Берне: изменилось лицо, осанка, все… Она вздохнула полной грудью, улыбнулась ему.
— Что? — рассеянно спросил он.
— Я подумала: как хорошо, когда все позади.
— Позади?.. — удивленно переспросил он. — Ты говоришь: все позади? Ну и ну!.. — Он вдруг подхватил ее, поднял на вытянутых руках и понес, смеясь, по кромке обрыва; из-под ног осыпалась глина.
— Что ты делаешь, сумасшедший, пусти!..
— Позади! Да у нас же все впереди! Мы сейчас и представить не можем, сколько у нас всего впереди!
За перевалом следует спуск в долину. Затем подъем к новому перевалу, откуда открываются более обширные виды. Новый спуск и новый подъем…
Дорога ведет в бесконечность.
Послесловие
Нередко можно услышать вопрос: как в конце концов называть фантастику? Научной? Социальной? Просто-напросто современной сказкой?..
Досужие «фантастоведы», которых — к счастью или к сожалению? — не слишком-то и много, до хрипоты спорят: был ли Свифт фантастом? Не отнести ли к разряду социальной фантастики Гаргантюа с Пантагрюэлем?..
Старая русская поговорка о горшке и печке вполне применима и в данном случае: жанр можно назвать как угодно, но не надо выделять его в нечто особое, наглухо отгороженное от писаных и неписаных литературных законов, не надо превращать фантастику в некую островную империю, отгороженную от Большой Литературы бурным морем непонимания.
Подобные мысли изложил я как-то на встрече со студентами-физиками, произнес страстно и получил ожидаемую порцию «бурных аплодисментов». А после официальной части подошел ко мне один из грядущих Ландау и заметил не без ехидства:
— А море-то существует. И бури в нем наличествуют — еще какие неслабые…
Он был прав, этот юный реалист, воспитанный одной из самых фантастичных ныне научных дисциплин, он умел мыслить здраво и не выдавал желаемое за действительное. Море (да простит мне читатель сей «высокий штиль»!) и в самом деле существует, но море, как пишут в газетах, рукотворное, создано оно руками самих фантастов.
Давайте вспомним тот фантастический бум (право, не подберу иного слова), который начался в пятидесятые годы вслед за появлением ныне классического романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Издательства — и столичные и провинциальные — охотно стали издавать книги с заманчивым грифом «НФ», возникали новые и новые писательские имена, одни прочно вошли в литературу, другие канули в безвестность.
Время — не только строгий, но и справедливый судья. (Истина, конечно, весьма банальная, но и банальную истину никто не отменял…) Сегодняшние немногие и пишут интереснее, самобытнее, глубже, и сам жанр расширился — по форме и содержанию, фантастика перестала заниматься пусть хитроумным, но, в общем-то, пустым изобретательством и начала исследовать Человека, другими словами, делать то, чем вот уже который век занимается литература.
Но…
Без «но», как водится, не обойтись, несмотря на радужную картину, нарисованную мной. Дело в том, что кое-кто до сих пор — по инерции или по здравому убеждению? — считает фантастику жанром особенным, где и законы свои, и задачи ни на что не похожие, а посему, мол, и судить фантастические произведения следует не так, как, к примеру, роман «производственный», «военный» или «бытовой».
Печальное заблуждение!
Если в те, далекие уже, пятидесятые годы фантастика и впрямь была только научной, а любители устного счета всерьез прикидывали, сколько изобретений Жюля Верна обрело жизнь в технике и науке, то сегодня уже мало кто рискует подходить к жанру с арифмометром и линейкой, даже логарифмической. Суть фантастики, как и всей литературы, показывать человека — не только таким, каков он есть, но и таким, каков он будет, каков он должен быть.
Этот современный и будущий человек! Что только не говорилось о нем!
Многие образцы дешевой западной фантастики, наводнившей книжный рынок, знакомят нас с так называемыми героями будущего, людьми «непонятными, неврастеничными». Само будущее в этих, с позволения сказать, романах представляется мрачным, беспросветным, автоматизированным до предела, обесчеловеченным. До человека ли там!..
И словно в противовес этому прекрасный фантаст Рей Бредбери пишет:
«Я не вижу ничего важнее Человека с большой буквы. Разумеется, я подхожу пристрастно: ведь и я сам из этого племени…»
Человек с большой буквы живет в лучших книгах лучших писателей Запада. Человек с большой буквы — главный герой повестей, рассказов, романов писателей-фантастов Советского Союза и социалистических стран.
Владимир Савченко тоже написал роман о Человеке с большой буквы. Я имею в виду не главного героя, а тех, кто его окружает в недалеком, в общем-то, будущем. Недалеком-то недалеком, но как же изменившем не только науку и технику, не только социальные отношения, но и психологию людей. Иными словами (если прибегнуть к классической терминологии «фантастоведов»), перед нами — утопия. Еще один вариант будущего.
Мне вспоминается разговор с покойным ныне писателем, крупным специалистом детективного жанра Романом Кимом. Он утверждал:
— Если ты пишешь вещь, где действие происходит в любой западной или восточной стране, сделай героем советского человека. Иначе будет «развесистая клюква».
Перефразируя слова Кима в применении к фантастике, попробую тоже утвердить: если ты хочешь написать роман о будущем, помести в него современного человека, опиши будущее его глазами, и мы поймем то, что он смог понять, и не поймем или не примем то, что он не смог понять и принять.
