Василий Щепетнёв - Хроники Навь-Города
Дальше-то что делать?
Вдруг пол под ногами качнулся, будто каравеллу подхватила огромная волна.
Что-то новенькое.
Он для надёжности сел в кресло и схватился за перископ.
Меняем курс. Да ещё резко, резво. Плюс тормозим.
Впереди прямо на глазах росла большая ажурная снежинка. Поселение Небесов. Вот куда привёл нас патрульный катер.
Вряд ли это ловушка. Даже наверное не ловушка. Небесы коварством не отличаются. Во всяком случае, по словам самих Небесов. Да и собственный опыт Крепости подтверждал это — во время возвращения они были полностью в руках Небесов, но те обошлись с ними благородно и великодушно. Ничего не отобрали, подписали договор о мире и добрососедстве и открыли кредит. Что может быть любезнее?
Нет, они плыли не к самому поселению. Чуть в стороне от поселения висело слабо мерцающее пятнышко, на него и держал курс катер Небесов, а в кильватере за ним следовала каравелла.
Манёвренность и катера, и каравеллы вызывали нездоровую зависть. Конечно, им не нужно думать о рабочем теле. Гравитационные ветры дуют безвозмездно, только лови в паруса и плыви — даром!
Катер и каравелла обменивались сигналами — то есть о каравелле он мог догадываться, не видя огней, но раз на катере говорят «вас понял», значит, есть что понимать.
Каравелла замедлила ход, остановилась — вернее, её скорость относительно объекта Небесов стала равна нолю. Фу, кому нужно это уточнение? В старых романах времён Меж-потопья седенький профессор объяснял, стоя у иллюминатора звездолёта, своему спутнику, молодому журналисту, премудрости небесной механики, принципы реактивного движения и особенности принятия пищи в условиях невесомости, но он-то не профессор. И спутника-журналиста под рукою нет.
Пятнышко превратилось в шар. А, понятно. Это шатёр Небесов, место для переговоров, этакий плот посреди реки. Значит, пришло время дипломатии. Фрак, монокль, сигара, что ещё?
Но, поскольку сейчас не Межпотопье, он просто приготовил парадные сабли, эфесы которых были усыпаны рубинами и изумрудами. Известно, пьяница любит горькое и солёное, а посол — красное и зелёное.
Посмотрел в зеркало. Да, не профессор. Но — уж каков есть.
Он сел в кресло — скорее по привычке, тяготение такое, что можно и постоять. Сел и принял позу, исполненную значимости и достоинства. Угадал — Сойер уже скрёбся в дверь.
— Войдите, — разрешил он.
Сойер принёс послание от паладина Ортенборга. Конечно, общаться письменно в каравелле совсем не по-рыцарски, но ведь они ещё и дипломаты. А дипломатия на бумагах и зиждется.
Писал паладин коротко, но ясно.
Чрезвычайного и полномочного посла Крепости Кор, доблестного рыцаря Кор-Фо-Мина, уведомляли: в час панцирника по корабельному времени будет иметь место встреча с Небесами на Островке.
Ну, это он и сам знал из сигналов катера, но бумага придавала неофициальному знанию необходимый протокольный статус.
До назначенного времени оставалось совсем немного — как раз, чтобы выпить добрый бокал доброй воды.
Отпил он, правда, всего один глоток. Нечего наливаться, не арбуз в пустыне. Переговоры — штука непростая, иногда совершеннейший пустяк, о котором даже и упомянуть совестно, приводит к таким изменениям, что историки спустя каких-то сто лет диву даются, отчего это так странно был поделён Новый Свет между Португалией и Испанией или почему аборигены съели Кука.
Ещё раз огляделся в зеркало, решил, что хорош, и пошёл за Сойером.
Каравеллу за время плавания он научился чувствовать нутром — не что называется нутром, а совершенно буквально. Внутри, в груди, словно локатор объявился, можно зажмуриться и всё равно не пропадёшь, куда нужно попадёшь. А попасть нужно было всего-то в кают-компанию.
9
У дверей он встретился с паладином. То ли Ортенборг специально подгадал, то ли случайно вышло, но принципы равенства восторжествовали вполне: никто никого не дожидался, а в дипломатическом деле хуже нет, чем ждать да догонять. Престиж роняет, а престиж, что стриж, выпустишь — поймаешь шиш.
Обменявшись витиеватыми приветствиями — теперь они были людьми сугубо официальными и выражаться предпочитали по писаному, утверждённому и одобренному протоколу, они поспорили, кому первому войти в каюту, уступая эту честь друг другу и упирая при этом на исключительные свойства, присущие оппоненту. Наконец, по праву хозяина паладин всё-таки вынудил Фомина первым войти в кают-компанию.
Фомин хранил на лице мину, подобающую моменту. Этакая торжественная дуболепность, хоть сейчас на парсуну. Смешно и грустно.
Зачем грустить? Мир прекрасен и огромен, вон их, звёзд, сколько ещё осталось.
Шатёр Небесов висел в полутора кабельтовых от каравеллы — Фомин прикинул, зная размер шатра. В таком же принимали Небесы делегацию «Королёва» много зим назад, когда тот вернулся в Систему.
Шатёр выпустил рукав в сторону каравеллы. Со стороны — рукав. А в окно иллюминатора виделось медленно расширяющееся кольцо. Ход. Временный ход Небесов. Ничего четырёхмерного, добрая старая полимерная труба.
В десятке локтей рукав остановился. Теперь к нему подошла каравелла, прижалась своею поверхностью. Прямо иллюминатором.
Есть контакт!
Рукав наполнился туманом: Небесы показывали, что путь открыт.
Мешкать не приходилось, невежливо.
— Позвольте. — Паладин встал перед Фоминым. Несколько аккордов прозвучало в голове, и паладин приготовился шагнуть вперёд. Фомин ждал момента перехода. Не хватает только застрять в иллюминаторе. Послам подобает ходить, порой даже шествовать, но никак не лазить в иллюминаторы, тем более в них застревать. Смешной посол — что может быть печальнее? Только посол мёртвый. Если он застрянет в иллюминаторе, то будет и тем и другим.
Паладин прошёл сквозь иллюминатор в рукав. Фомин едва не наступал Ортенборгу на пятки.
Не застрял.
Но ни идти, ни шествовать не пришлось — в рукаве царила невесомость. Удачно, что давеча с паладином выходили в Пространство, своего рода тренировка, и сейчас он перемещался весьма прилично. Похоже, паладин специально предпринял ту вылазку, для адаптации. Хотя мог бы и просто отключить гравитацию на каравелле, они ведь были поблизости от точки равновесия, та же невесомость, только сбоку.
Пожалуй, со стороны они выглядели не столь уж и нелепо: два рыцаря в парадных убранствах, один с мечом, другой с саблями, плывут в прозрачном рукаве. А кругом — звёзды.
Рыцари умеют плавать. Но не далеко, не глубоко — по меркам Пространства. Вот кабы так до самого до Марса…
Они приблизились к шатру. Лепестки диафрагмы разошлись, впуская их внутрь, и тут же сомкнулись. Добротная трёхмерная техника, никакой магии.
