Мэрион Брэдли - Король-олень (Туманы Авалона - 3)
- Да, я сражался под началом великого короля, породившего меня, - с презрительной усмешкой произнес он. - О, не бойся - я лишь выполнял приказ Авалона. Я позаботился о том, чтобы воевать вместе с людьми Кеардига, вождя саксов, заключившего союз с Артуром, и держаться подальше от короля. Гавейн меня не знает, а Гарету я старался не попадаться на глаза - ну, или кутался в плащ вроде этого. Свой собственный плащ я потерял в бою и подумал, что если я надену плащ цветов Лотиана, то Гарет непременно подойдет взглянуть на раненого земляка - вот я и взял этот...
- Гарет в любом случае не узнал бы тебя, - сказала Моргауза. - И я надеюсь, ты не считаешь, будто твой приемный брат способен выдать тебя?
Гвидион улыбнулся, и Моргауза подумала, что он по-прежнему похож на мальчика, некогда сидевшего у нее на коленях.
- Мне очень хотелось признаться Гарету, кто я такой, и когда я валялся, ослабев от раны, то едва не решился на это. Но Гарет - человек Артура, и он любит своего короля, это сразу видно. И я не захотел взваливать такую ношу на лучшего из моих братьев, - сказал он. - Гарет... Гарет - он ведь...
Он не договорил, но Моргауза поняла, что Гвидион хотел сказать; хоть он и был чужаком для всех, но Гарет оставался его братом и возлюбленным другом. Внезапно легкая улыбка, придававшая ему необычайно юный вид, сменилась ухмылкой.
- Пока я был в войске саксов, матушка, меня просто замучили вопросом, уж не прихожусь ли я Ланселету сыном! Сам я особого сходства не нахожу но, с другой стороны, я же не так хорошо знаю, как выгляжу... Я ведь смотрюсь в зеркало лишь во время бритья!
- И, однако, - заметила Моргауза, - всякий, кто знаком с Ланселетом и в особенности тот, кто знал его в молодости, - при первом же взгляде узнает в тебе его родича.
- В общем, примерно так я и выпутывался - начинал говорить с бретонским выговором и заявлял, что тоже прихожусь родней старому королю Бану, - отозвался Гвидион. - Я думал было, что наш Ланселет, к которому девицы так и липнут, должен был породить достаточно бастардов, чтоб люди не удивлялись, завидев похожее лицо. И что же? Как ни удивительно, но единственный слух такого рода гласил, что королева якобы родила сына от Ланселета и ребенка отдали на воспитание ее родственнице, которую поэтому и выдали замуж за Ланселета... Нет, вообще-то о Ланселете и королеве рассказывают множество историй, одна неправдоподобнее другой, но все сходятся в одном: любая женщина, сотворенная Господом, не дождется от Ланселета ничего, кроме любезных слов. Некоторые женщины даже вешались мне на шею, - дескать, раз они не могут заполучить самого Ланселета, так заполучат его сына... - Он снова ухмыльнулся. - Да, нелегко оставаться таким любезным, как Ланселет. Я люблю поглядеть на красивых женщин, но когда они начинают вот так вот гоняться за тобой... - и Гвидион забавно поежился. Моргауза расхохоталась.
- Так значит, друиды не отняли у тебя этих чувств, сынок?
- Вовсе нет! - отозвался Гвидион. - Но большинство женщин - просто дуры, и я предпочитаю не связываться с теми, кто ждет, что я буду с ней носиться как с единственной и неповторимой или платить за все ее прихоти. Ты привила мне отвращение к глупым женщинам, матушка.
- Жаль, что нельзя того же сказать о Ланселете, - заметила Моргауза. Всем известно, что у Гвенвифар ума хватает лишь на то, чтоб держать свой пояс завязанным, - а если бы Ланселет постарался, то его и на это бы не хватило.
"У тебя лицо Ланселета, мальчик мой, - подумала она, - но ум у тебя материнский".
Словно услышав ее мысли, Гвидион поставил опустевший кубок и отмахнулся от служанки, кинувшейся было заново его наполнить.
- Хватит. Я так устал, что опьянею, если сделаю еще хоть глоток. Мне бы сейчас поужинать. С охотой мне везло, так что мясо мне осточертело - я хочу домашней еды, каши или лепешек... Матушка, перед тем, как уехать в Бретань, я виделся на Авалоне с леди Моргейной.
"И зачем же он сообщает мне об этом?" - подумала Моргауза. Что-то непохоже, чтобы он питал горячую любовь к родной матери. И внезапно ее кольнуло ощущение вины. "Конечно, я ведь позаботилась, чтобы он не любил никого, кроме меня". Что ж, она сделала то, что должна была сделать, и ни о чем не сожалеет.
- И как там моя родственница?
- На вид она немолода, - сказал Гвидион. - Мне показалось, что она старше тебя, матушка.
- Нет, - возразила Моргауза. - Моргейна младше меня на десять лет.
- Однако она кажется постаревшей и усталой, а ты... - Гвидион улыбнулся Моргаузе, и она внезапно почувствовала себя счастливой.
"Ни одного из моих сыновей я не люблю так крепко, как этого, подумала она. - Хорошо, что Моргейна оставила его на мое попечение".
- О, я тоже уже постарела, мальчик мой, - возразила она. - Когда ты только родился, у меня уже был взрослый сын!
- Тогда ты куда более могущественная чародейка, чем она, - сказал Гвидион. - Всякий поклялся бы, что ты долго жила в волшебной стране и время не коснулось тебя... По-моему, матушка, ты ни капли не изменилась с того самого дня, как я уехал на Авалон.
Он взял руку Моргаузы, поднес к губам и поцеловал. Моргауза осторожно обняла юношу, стараясь не потревожить рану. Она погладила Гвидиона по темным волосам.
- Так значит, Моргейна теперь королева Уэльса.
- Да, верно, - подтвердил Гвидион, - и насколько я слыхал, король Уриенс в ней души не чает. Артур принял ее пасынка Увейна в свою личную дружину, а посвятил его Гавейн; они теперь с Гавейном лучшие друзья. Этот Увейн, в общем, неплохой парень - я бы даже сказал, что они с Гавейном чем-то похожи: оба упрямы и решительны и беззаветно преданы Артуру, похоже, они считают, будто солнце всходит и заходит там, где королю вздумается помочиться. - Он криво усмехнулся. - Впрочем, в этом можно обвинить многих. И я приехал именно затем, чтобы поговорить с тобой об этом, матушка. Тебе что-нибудь известно о планах Авалона?
- Только то, что говорили Ниниана и мерлин, когда приезжали, чтоб забрать тебя, - сказала Моргауза. - Я знаю, что тебе предназначено стать наследником Артура, хоть сам он и считает, что оставит королевство сыну Ланселета. Я знаю, что ты - тот самый молодой олень, которому суждено повергнуть Короля-Оленя... - произнесла она на древнем наречии, и Гвидион приподнял брови.
- Значит, ты знаешь все, - сказал он. - Но вот чего ты, возможно, не знаешь... Эти замыслы невозможно исполнить сейчас. После того, как Артур разбил этого римлянина, возомнившего себя императором, Луция, его звезда поднялась на невиданную высоту. Простонародье разорвет в клочья всякого, кто осмелится поднять руку на Артура, - если этого прежде не сделают соратники. Я никогда еще не видел, чтобы кого-то так любили. Наверное, именно поэтому я так стремился взглянуть на него со стороны, - чтобы понять, что же такого есть в этом короле, что его все так любят...
