Александр Шалганов - «Если», 2001 № 06
Имя Исая Кузнецова обычно связывают с приключенческим кино. Вместе с А. Заком он написал сценарии таких бестселлеров, как «Достояние республики» и «Пропавшая экспедиция». Но в кинофантастике его заслуги очевидны: «Москва — Кассиопея» и «Отроки во Вселенной» принадлежат его перу. Исай написал хороший фантастический роман, который так и не был опубликован.
Для сравнения (а впрочем — ради справедливости) предлагаю вашему вниманию мой портрет, созданный твердой рукой Игоря Масленникова, режиссера, снявшего, в частности, «Шерлока Холмса» с Ливановым и Соломиным. Конечно, мне не хотелось таким быть, но куда денешься…
КОЕ КАКИЕ СТИХИЯ начал писать стихи, когда мне было четырнадцать лет. В моей жизни случилась трагедия: мне должны были вырезать гланды.
А в те времена к такой операции относились серьезно. Для подготовки к ней меня положили в больницу. За день до операции я очень испугался. Ночью я не спал — спешил оставить след на Земле, на случай если операция закончится неудачно.
И я написал героическую поэму. Похожую на «Руслана и Людмилу», только хуже.
С тех пор я подозреваю, что Пушкину тоже вырезали гланды.
К десятому классу я перешел на лирику. На первом курсе института показал их настоящему факультетскому поэту Андрею Сергееву. Андрей стихи оценил невысоко и посоветовал ни в коем случае не показывать их даме сердца, ради которой эти стихи и были созданы. Я подчинился Андрею.
В своей знаменитой и отмеченной Букеровской премией книге «Альбом для марок» Андрей отозвался о моем творчестве снисходительно. За это я на него не в обиде.
Но, кроме того, признался, что ходил на свидания с дамой моего сердца и даже был разочарован социальным составом гостей на ее дне рождения.
Вот это обидно.
В те дни он забыл мне об этом рассказать. С тех пор я не писал стихов много лет. И ничего не писал, кроме статей в стенгазету и автобиографий, впоследствии перешел на научные монографии, с них переехал на фантастику, но завет Андрея блюл и рифму от себя гнал.
Лишь несколько лет назад обнаружил, что в ящиках письменного стола вперемежку с отвергнутыми или рискованными рукописями лежат стихотворные листки. Происхождение их было неясно, но все они были написаны на моей пишущей машинке. Поэтому я счел их своими.
Дело в том, что мы — страна, где все предпочитают заниматься не своим делом. Балерины гордятся тем, что выращивают пингвинов в Каракумах, писатели вырезают поэму Ершова на рисовом зерне, воры занимаются благотворительностью, а благотворители… (можете закончить фразу по вашему усмотрению).
Раз мы страна злостных дилетантов, то я — дилетант-рецидивист. И продолжаю писать стихи.
* * *Лев Иваныч Дураков
Не выносит дураков.
Как увидит дурака,
Так кидает с чердака.
Вот не станет дураков,
Будет править Дураков.
Едет Петя на лафете
На резиновом ходу.
Сам, конечно, на виду,
А друзья идут в заду.
Сколько есть у друга рук,
Все протянет другу друг.
Если так случится вдруг,
Что у друга нету рук,
Не судите друга строго,
Он протянет другу ногу.
Команда Марокко
Играла так плохо,
Что с тайма второго
При счете ноль-три
Ее заменили командой Мали.
Малийцы, не ведая страха и срама,
Под крики всего стадиона «Динамо»
Вовсю ударяли ногой по мячу.
И матч завершился
В итоге
Вничью.
Все люди, как блохи.
Но очень различные блохи.
Взлетел до небес — и свалился в ничтожество вдруг.
Он жил на валюту, как повар, онколог и брокер,
А умер, как доктор каких-то ненужных наук.
Я проснулся утром рано.
Вижу в кухне таракана.
Этот самый таракан
Подносил ко рту стакан,
Тот, что с ночи я оставил,
В шкаф на полочку поставил.
Я тяну к себе стакан —
Не дается таракан.
Я кричу ему: «Постой!»
А стакан уже пустой.
Тут уж донышком стакана
Я прихлопнул таракана.
Верь не верь, но так и было.
Жадность фраера сгубила.
Поделился бы со мной,
Был бы пьяный и живой.
Почему же, почему же
Не досталось Маше мужа?
Все с мужьями спят под боком.
Только Маша одинока.
Может, Маша зла, спесива?
Может, просто некрасива?
Нет, конечно, красота
Есть у Маши, но не та.
Очень странно: ведь у Маши
Ротик, носик прочих краше,
Попка, груди, нежный смех
У нее милее всех.
В чем же дело? В чем же дело?!
Маша в детстве плохо ела,
А потом училась гадко,
Кляксы ставила в тетрадку.
Как подруга и жена
Нам такая не нужна!
Женихи к ней приходили,
Книжки, сласти приносили.
Сласти Маша сразу ела
А на книжки не глядела.
И тогда ее жених
Просит показать дневник.
И — о ужас! — видит двойки
С тонкой троечной прослойкой.
А от мамы узнает,
Что невеста не встает,
Если в класс учитель входит,
И, конечно, не отходит
От экрана — нету слов! —
До две-над-ца-ти часов!
Тут жених смущенно встанет,
На прелестное созданье
Кинет взгляд из-под очков…
Плащ надел — и был таков.
Ведь ему подумать страшно
Жизнь прожить с подобной Машей.
Что, прости, такая мать
Сможет детям передать?
И о чем же, в самом деле,
Говорить с такой в постели?
Вам понятно, почему же
Не досталось Маше мужа?
Такое настроение:
Я весь — сопротивление!
Вот-вот на амбразуру
Я сердце понесу.
А если вдруг кому-то
Захочется грейпфрута,
Учтите, что грейпфрута
Ему не принесу.
Ко мне приходят важные персоны.
На них обычно лица нарисованы.
Но не на тех, где следует, местах.
В это лето солнца нету.
В эту осень солнца нет.
Были б в Африку билеты,
Взял бы в Африку билет.
Коли это бабье лето,
Сколько этой бабе лет?
Из озоновой дыры
Прилетают комары.
Чтоб с бедой покончить этой,
Я заткну дыру кометой.
Воспоминанья теребят
Настойчивые, как просители.
Приятно побеждать себя,
Но пораженья предпочтительней.
Я соскучился по Вам.
Я соскучился о Вас.
Разрешите на рассвете
К Вам приехать хоть бы раз…
Хоть бы раза два увидеть,
Хоть бы раза три обнять,
Сто пятнадцать поцелуев
Предложить Вам от меня.
За подобную удачу
Получить хочу на сдачу
(Если Вас мои наскоки
Не смущают и не злят)
Три десятых поцелуя
И один лукавый взгляд.
Степная дорога доводит до края земли.
Седые обрывы — предел Половецкой державы.
Такой здесь простор, что забудешь о прошлом, пожалуй.
Такие здесь ветры, что в прошлое след замели.
Когда-то, лет триста назад, я сюда приезжал.
И нет перемен. Так же степь полушепотом пела,
И синее море текло, оторочено белым,
И бабочки-мидии так же на белом лежат.
Здесь моря, и ветра, и неба извечный союз
Того, кто забыл, от людской суеты охраняет.
Тебя из вчера украду и, коней загоняя,
Промчусь в пустоте, чтоб сказала ты:
— Я остаюсь.
Ждем разлуки, ждем свиданья,
Ждем вдвоем и ждем одни.
Почему-то в ожиданьи
Мы свои проводим дни.
Завтра буду ждать, чтоб поезд
Полз быстрей до рубежа.
Нет занятья беспокойней
И привычнее, чем ждать.
Ожиданья вечный пленник,
Прочих пленников среди,
Беспощадно гоним время,
Словно вечность впереди.
В преднамеренном галопе
По барьерам дней летим.
В результате смерть торопим,
Хоть, конечно, не хотим.
А со смертью на свиданьи
Будем места ждать в раю…
За рецепт от ожиданья
Я полцарства отдаю!
СПРИНТ ИСТОРИЯ
Спринт-история выходит на арену цивилизации именно потому, что социальные и интеллектуальные условия в отечественном обществе требуют кардинальных перемен в изучении наук и искусств.
