Blackfighter - Черный истребитель
Танька подпустила в голос толику смеси стервозности и упования на женскую солидарность. Комендантша задумчиво оглядела ее и, видимо, истолковала зеленоватый вид именно тем образом, которым хотелось Таньке.
— Раньше надо было узнавать, где живет-то… — назидательно сообщила она, покачивая головой. Но любовь к сладкому перевесила, и благородная дона соизволила открыть какой-то гроссбух.
Судя по записям, Владимир Анисимов был выселен из общежития в связи с отчислением еще месяц назад. Танька очень старательно изменилась в лице, схватилась за воротник.
— Я ж из Твери приехала… — сказала она, опускаясь на стул и пытаясь сделать вид, что вот-вот заплачет. Пока что все шло идеально. Даже вспомнился родной город Вовика-нытика. — Где ж я ночевать-то буду?…
— Раньше надо было думать… — повторила свою мораль комендантша. Но при этом внимательно оглядывала Танькину одежду, и наблюдения, видимо, не вызывали желания немедленно изгнать ее, как нищую побродяжку.
— А у вас можно где-нибудь? Я заплачу…
— Не гостиница у нас… Общежитие.
— Ну, пожалуйста… Мне только переночевать. До утра. До электрички.
— Пятьсот рублей, — заломила «неслыханную» цену комендантша.
Танька полезла в кошелек, сделала вид, что считает деньги.
— Хорошо, — не без кислоты в голосе согласилась, наконец, она. Девочке из провинции не стоило соглашаться на такую сумму с радостью.
— В отдельную поселю, — утешила ее комендантша. — Или, если хочешь, за триста — но к двум аспиранткам.
Танька помедлила, изображая борьбу жадности с желанием уединения.
— Лучше за пятьсот, — сказала она.
— Вот и хорошо, — улыбнулась комендантша, демонстрируя два золотых зуба, один точно над другим, и встала, накидывая видавшее виды пальто. Танька улыбнулась про себя — регулярно совершая мелкие аферы, комендантша уже могла, наверное, позволить себе и шубу. Но ей нужно было играть свою роль — женщины, живущей на копеечную зарплату. Такой маленький театр одной актрисы. Или двух.
Ее отвели в одну из башен. Поднявшись пешком аж до девятого этажа, Танька порядком запыхалась. А вот комендантше, с ее избыточным весом и кашлем курильщика, было хоть бы хны. «Есть женщины в русских селеньях…», — с уважением подумала Танька, созерцая равномерное движение бедер комендантши под бесформенной серой юбкой.
Комната была рассчитана на одного человека. В соседнем блоке должны были помещаться трое. Но на Танькин вопрос властительница общежитий махнула рукой — нет тут никого, заочники недавно уехали. Ключа не оставила — утром Таньке велено было собрать вещи и подойти на вахту, сказать, что уезжает.
В ванной нашелся обмылок туалетного мыла и полупустой тюбик дешевого шампуня. Танька удивилась, что такие еще выпускают. Мыть голову сомнительным продуктом с надписью «яичный» и ароматом химкомбината было стремно — но вариантов не было. Разумеется, после мытья кожа по всей голове зазудела, и пришлось поливать ее горячей водой, пока не пропало желание истошно чесаться.
Полотенце было предусмотрено только одно — формата «для ног». Но все-таки было. Равно как и застиранное до серо-желтого цвета, но чистое постельное белье, одеяло и подушка. И главное — одиночество. Танька развесила по батарее трусы и майку, пошарила в тумбочке. Нашелся пакетик чая, чашка с отбитым краем и даже несколько подтаявших карамелек. Еще были половина тетрадки и карандаш. Положив пакетик в чашку, Танька обнаружила отсутствие чайника и разозлилась. Жевать, что ли, этот чай?! Идти вновь к комендантше не хотелось, хотя за пятьсот рублей можно было бы и потребовать некоторого комфорта.
Танка надела джинсы и свитер на голое тело, выползла в коридор, дошла до кухни, найти которую не составило труда — оттуда отчетливо несло горелым и неаппетитным. Предчувствия ее не обманули: на газовой плите вовсю кипел чей-то чайник. Решив, что от хозяина не убудет, Танька налила себе полную кружку кипятка.
С чаем жизнь показалась более сносной. Танька завернулась в одеяло, обхватила кружку руками и начала думать.
Теперь вся двухнедельная история казалась ей странной и нелепой. Начали за здравие — кончили за упокой. Начали с «мы будем действовать быстро» — закончили бестолковым мотанием туда и сюда. Выбросим из уравнения Скиннера, как фактор непостижимый и невычисляемый. Что остается? Действия человека, называющего себя профессионалом, но реально не сделавшего ничего. Паспорт — мелочь. Адрес Маршала — тоже мелочь; да, сама бы она, может быть, и не разобралась с этими мелочами… но, кажется, Саша претендовал на более высокий уровень, чем знание, где купить машину и как вытрясти информацию из какого-то дурачка.
Дальше. Маршал. Как ни противно в этом признаваться, он не дурак. Танька знала его слишком хорошо, чтобы утверждать, что он — дурак. Тем не менее, его активность, а вернее, отсутствие таковой мало напоминает действия человека, у которого увели полторы сотни тысяч чужих денег. Притом — какая-то она неровная, эта активность. Сначала были двое с «пушками» и вполне серьезными намерениями. Потом остались только мальчики у квартир. А потом — взрыв; но как удалось за неполные сутки вычислить недавно и нелегально купленную машину? Да еще и подложить в нее взрывное устройство, не оставив следов? И что еще за цифровая камера?
Дурной детектив, написанный скучающей дамочкой получается, как не крути. Полное отсутствие сюжета. Неудивительно, что у Таньки возникло ощущение реалити-шоу, те тоже не блещут ни логикой, ни интеллектом. А когда сюжет заходит в тупик и начинает утомлять зрителей, рейтинг падает. И режиссеры достают из кустов очередной рояль, грубо ломая логику событий, но добавляя сюжету перца.
Тупик? Посмотреть по всему — именно тупик. Одна, без денег, без знакомых, даже про ту тусовку, лидером которой был Герцог, она не знает ничего и никого. Найти? Вспомнить тех, кто подходил к ним в начале лета в переходе на Октябрьской? Ну, хорошо. Она найдет их, все расскажет. Ей помогут. Наверное. Хотя бы в память о Герцоге.
Нельзя, четко поняла Танька. Этого делать нельзя. Ничего не понимая о том, кто, что и почему на самом деле — нельзя втягивать в это других людей. Она сама заварила эту кашу, и сама должна ее расхлебывать. И, вполне возможно, Скиннер и компания бдительно следят за каждым ее шагом. Получится — она придет за помощью, и окажется подсадной уткой. Вполне возможно, именно этого от нее Скиннер и ждет.
Танька достала карандаш и половину тетрадки, задумчиво погрызла кончик. А потом ее «снесло», и на бумагу легли строчки, под каждым словом, под каждой запятой которых она могла подписаться, не стыдясь. Еще только начиная писать, она знала, что делает лучшее в своей жизни стихотворение.
