Роджер Аллен - Калибан
Кроме того, со смертью Джидая раз и навсегда исчезли голографические и видеоизображения отсутствующих на публичных собраниях и приемах.
Конечно, самым простым и удобным выходом было убедить самих себя, что Джидай просто сошел с ума. Однако Давирник Джидай раньше был вполне здоровым человеком и не проявлял никаких особых признаков грядущего помешательства. Он до последней минуты жизни свято верил, что ведет себя совершенно естественно, о чем недвусмысленно писал в своих дневниках. Почти все записи последних лет состояли сплошь из поздравлений в свой адрес по поводу того, что ему, Джидаю, наконец-то удалось достичь своего идеала – размеренной и абсолютно спокойной, нормальной жизни.
Но если сумасшедший не знает, что сошел с ума, как может любой другой человек быть уверен, что с его рассудком все в порядке? Никто во всем Аиде ни разу не задавался этим вопросом. Никто и никогда не обсуждал этого, как и всего остального, что касалось случая с Давирником Джидаем.
Но можно ли считать здоровым общество, в котором ужасающий, кошмарный случай все просто стараются не замечать, как будто его никогда и не было?
И насколько можно позволять роботам обо всем заботиться, чтобы это не перешло опасной грани безумия?
Альвар мрачно хмыкнул. Не самый благоприятный признак – не замечать, что делает твое собственное тело, когда робот готовит тебя ко сну!
– Дональд! – позвал он.
Раздался негромкий шум. Это Дональд, стоявший в стенной нише напротив кровати, активировался и шагнул к Альвару. Сначала Альвар ничего не мог разглядеть в кромешной темени, но вот робот включил подсветку глаз – они вспыхнули во мраке, два неясных пятна голубого света.
– Да, сэр!
Альвар сказал:
– Оставь меня. Выйди из комнаты и побудь где-нибудь в доме. Не беспокой меня ни под каким предлогом, пока я сам утром не выйду, и передай то же указание всем остальным роботам.
– Да, сэр! – спокойно ответил Дональд, ничуть не удивившись, как будто каждую ночь слышал такой странный приказ и обычный распорядок дня не был установлен давным-давно.
Альвар проследил взглядом, как два голубых светляка проплыли к выходу, слышал, как Дональд открыл дверь и снова закрыл, как прошагал куда-то по коридору.
«Сколько еще?» – гадал Альвар. Сколько еще людей, слушавших сегодня лекцию из зала или по телевидению, сколько еще из них отослали этой ночью своих роботов, встревоженные словами Фреды Ливинг? Сколько еще людей решили этой ночью начать новую жизнь, решили жить сами для себя, вместо того чтобы позволять своим роботам проживать эту жизнь за них?
Никто? Миллионы? Ни то, ни другое – что-то среднее? Хуже всего, что он понятия не имел, как обстоят дела в действительности. Альвар привык считать, что неплохо знает жителей Аида. Но по этому вопросу он не мог сказать ничего определенного. Наверное, не он один вспоминал этой ночью Давирника Джидая. Если это так, то Фреда Ливинг читала лекцию не зря. Давно пора было открыть людям глаза.
Но тут его мысли вернулись к предмету, о котором он весь вечер старался не думать. Калибан, который скрывается где-то в ночном городе. Робот без Законов, ничем не контролируемый, само его существование подобно грандиозной потасовке или всеобщему паническому страху, а то и хуже!
Альвар Крэш злобно выругался во тьму. Может, сегодня вечером Фреда Ливинг и сделала доброе дело, но нет никаких сомнений в том, что та же Фреда Ливинг причастна к ужаснейшему преступлению.
Что ж, она уже начала пожинать его плоды.
16
Калибан сидел в кромешней темноте в каком-то заброшенном закоулке подземного лабиринта. Одинокий, загнанный охотниками, он не решался включать даже инфракрасный фонарь и сидел во мраке. Калибан не отваживался делать ничего, по чему его могли бы выследить. Ему не хотелось снова срываться с места и бежать от погони.
Трудно было вообразить, что положение его может оказаться еще хуже, но совсем недавно именно так и случилось. Калибан размышлял о неудачной, едва не ставшей гибельной попытке найти помощь и сочувствие у других роботов. Собственно, на кое-какие вопросы ответ он все же получил. Когда в тебя стреляют, очень быстро учишься понимать, что к чему. Если, конечно, повезет и останешься после этого в живых. Такие переделки сильно проясняют соображение.
Теперь Калибан знал, что роботам доверять тоже нельзя. Они тут же на него донесут по этой внутренней связи, о которой проболтался Горацио. Но Калибан узнал и еще кое-что.
Эти Три Закона, о которых толковал тот же Горацио. И рассудок, и что-то иное, неуловимое, скрытое где-то среди переплетения логических цепей его мозга, подсказывало Калибану, что эти Законы, чем бы они ни были, – та самая разгадка, которую он так упорно ищет. Законы – ключ ко всему. Надо узнать, что они такое, узнать, как они действуют, и головоломка будет разгадана!
Каким-то образом эти Законы определяют поведение всех роботов. В этом Калибан не сомневался. Законы имели также какое-то отношение к странной уверенности тех поселенцев, что Калибан будет тупо стоять и ждать, когда его уничтожат. Законы должны объяснять, почему тот глупый толстенький человечишка ожидал, что Калибан бросится тащить его покупки. Когда Калибан узнает, что это за Законы, станет ясно, почему всякий становится его врагом из-за тягчайшего преступления – незнания этих самых Законов.
Никаких логических доводов в пользу того, что, зная Законы, он наверняка будет в безопасности, Калибан привести не мог. Но он уже знал на собственном опыте, что логика и здравый смысл сами по себе не могут его уберечь в этом странном мире, который никак нельзя назвать ни разумным, ни логичным. Возможно, здравомыслящему существу удастся вписаться в этот мир, если оно будет следовать его Законам. Вероятно, эти Законы каким-то образом ограничивают мысли и действия, защищая порядки, установленные на основе нелогичных верований, или случайных совпадений, или мертвого груза прошлого.
Если Калибан познает эти Законы, он, возможно, поймет этот мир. По крайней мере, это разумно и логично. Опять же он не видел, каким образом знание Законов могло бы ему повредить. И если эти Законы содержат такие условности, которые Калибан решит соблюдать, то ничто не помешает ему так и сделать. В любом случае, знание Законов кажется весьма полезным и, по-видимому, никакого вреда причинить не должно.
Калибан на время оставил Три Закона и задумался над еще одной проблемой. Из всего, что Калибану довелось пережить, следовало: из всех врагов наиболее опасны шериф и его полицейские. Другие тоже могли причинить кое-какие неприятности или вызвать полицию, завидев Калибана, но только полицейские преследовали его так упорно и решительно, не стесняясь в средствах.