Евгений Велтистов - Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца: Фантастические роман и повесть
Молчал аппарат Центра Информации. Молчали мы. Молчало облако.
Потом облако ушло — пятно на экране исчезло.
Резко звякнули в стаканах ложки: Игорь в сердцах ударил кулаком по столу. Он вскочил, выбежал из зала.
Бригов сидел, задумавшись, даже не поднял голову. Я вышел вслед за Игорем.
— Не могу! — Игорь грозил кулаком неизвестно кому — телескопу, небу, лесу. — К чертям летит вся техника! Больше не могу.
Я был с ним согласен.
…И все же мы работали, как и прежде, перелетали из города в город, гнули спины у счетных машин, яростно спорили. Только один человек не волновался, был воплощением спокойствия — Бригов. Мы часто на него нападали, вели себя по-мальчишески. Бригов молча выслушивал и потом говорил. Коротко, убедительно. Он не изрекал истин и не дрожал в предчувствии великих открытий — он просто работал. Его не смутило, что нейтронная пушка не смогла пробить облако. На следующий день мы получили конспекты новых расчетов. По отражениям пучка нейтронов Бригов построил свежие гипотезы. И хоть мы кляли свою судьбу и чересчур громко стучали клавишами, нам нравилось упорство Акселя.
10
Мальва, южный порт, был заклеен объявлениями:
«Подводный город Юхоон (Тихий океан) приглашает геологов, химиков, горнопроходчиков, микробиологов, сейсмологов.
Условия: школы, парки, зрелищные предприятия, квартиры со всеми удобствами».
Такое я видел впервые. Обычно в подводные города ломились. Словно отвечая на мои мысли, кто-то за спиной сказал:
— Гнет воды.
Я обернулся. Бронзоволицый упитанный моряк. Почему-то он смутился, заморгал выгоревшими рыжими ресницами, пояснил свою реплику:
— В моральном, конечно, смысле… Вода, да еще это облако — слышал? А так — нормально. Едешь, что ли?
— Не те специальности, — сказал я.
— Ясно.
Я стоял на горе над портом. Согнутые пальцы кранов, блеск воды, пассажиры, китовые туши надводных кораблей и сигарообразные — подводных. Глаза мои равнодушно скользили по этой великолепной картине, не высекая искры, из которой разгорается воображение романтиков. Мне не хотелось одеться празднично, как это принято, ступить на трап и ощутить в ногах дружеский толчок волны. Некоторое время назад, когда облако стояло над Мальвой, в порту вдруг вспыхнула драка. Я впервые видел ослепленных яростью людей; они пускали в ход кулаки, ремни — что попало. Если б не Аксель, не знаю, как бы все кончилось.
Он вломился в слепую толпу, как топор в муравейник. Я уже упоминал об огромной, просто чудовищной силе этого человека, но то, что я видел до сих пор (как Аксель сгибал металлические трубы, приподнимал за колесо мобиль, отшвыривал с дороги валуны), было лишь безобидным пинг-понгом. Бригов усмирил этих молодчиков за считанные секунды, расшвырял их своими ручищами так свирепо и ловко, что не получил ни одного удара. Тут я поверил, что в средние века он мог бы удержать целую армию у какого-нибудь моста, ведущего к замку.
— Уходите, — сказал Аксель.
И они ушли. Наверно, никто из них не понимал, почему разгорелась потасовка.
Вот из этой Мальвы, атакованной облаком, зазывающей на дно океанское, я и вызвал Каричку. Просто так — вдруг решил и вызвал. Не по видео, а просто по телефону.
— Ой, Март! — обрадовалась она, и я сразу представил в золотых ободках зрачки, сияние вокруг головы. — Ты путешествуешь? Откуда ты?
— Из Мальвы.
— Красиво звучит. Как твое облако?
Я рассказал коротко про города, и про людей, и про наш недавний спор.
— Не скучно? — спросил я.
— Наоборот. Ты объяснил очень понятно. Сейчас много говорят и пишут. В основном общими словами. А у тебя точно. И ты во всем этом участвовал?
— Участвовал… Как ты? Чем занимаешься?
— Ничем. Знаешь, Март, на меня напала тоска. Вот сижу и думаю: зачем жить до ста лет?
— Ты будешь жить бесконечно. Скоро изобретут сон на десятки, сотни лет, и ты будешь просыпаться в новых эпохах.
— Март, ты чудак, я — серьезно.
— Ну что ты, Каричка. Ты больна?
— Увы, Март, даже не больна. Читаю вот старинный роман — «Дама с камелиями». Так вот, раньше умирали от чахотки, и все жалели этого человека. Понимаешь?
— Не очень…
— Мне кажется, я никому на свете не нужна.
— Ты нужна мне.
— Ты очень далеко, Март.
— Хочешь, я прилечу через двадцать, нет — пятнадцать минут? Сейчас!
— Не надо, Март!.. Я просто болтаю и сегодня не в духе. Не обращай на меня внимания и передай привет всем нашим.
— Каричка, ты по-прежнему моя колдунья?
— Да. Счастливо, Март! Меня зовет мама.
И все. Я долго не опускал трубку, слушая скучную тишину. Долго смотрел в окно, пока не наткнулся на Луну. Бесплодная, злая ледышка. Такую не взял бы даже для точки в моем рассказе.
Как отделяет людей пространство — время!
Особенно время…
Меня так расстроило настроение Карички, что я забыл спросить у нее про Рыжа.
С Каричкой я больше не разговаривал: только решусь, наберу номер и подзываю Рыжа. Что-то мешало мне просто, как раньше, сказать ей: «Вот и я. Не разбился, а соскучился». Я копил решимость, все откладывая разговор, как будто однажды должен был сказать важные, решающие слова.
— Эй, Март, — радостно кричал Рыж, — с гравилетом все будет в порядке! Тебе красный?
— Конечно.
— Линия крыла — как была?
— Да, Рыж.
— А как ты крепил пластины? У меня не получается. Я объяснил, как надо крепить.
— Еще дней десять, — сообщил Рыж, — и готово.
— Спасибо.
— Прилетишь?
— Прилечу.
— Прокатимся?
— Прокатимся… Как там Каричка?
— Как всегда — рассеянная.
— Рассеянная?
— Ну да, растяпа!
— Что ж она потеряла?
— Да вроде ничего. Смотрит на меня и не видит. А ну ее! Март, скажи, вы когда поймаете облако?
— Скоро, Рыж, хотя это трудно.
— Я знаю. Но ты прилетай. И Леха тебя ждет. Помнишь — который на ракетодроме?
Как же! Забыть этого ушастика с горящими глазами пирата! Да никогда! И все же, Рыж, ты одна моя мужская опора. Друзья обо мне забыли. И Каричка — я это чувствую. Ты — никогда.
Но даже Рыжу, немому хранителю моих тайн, не рассказал я об одной встрече, хотя он и знал этого человека. Речь идет о Гарге.
Он появился передо мной, когда я уныло сидел в кресле, один в пустой сумеречной комнате.
— Я часто наблюдаю за тобой, Март. Печальная картина.
— Дядя? — Я вскочил и тут же сел, подчинившись предостерегающему взмаху руки.
— Да, печальная история, я вижу. — В голосе дяди слышалось сочувствие. — Зачем тебе эти напрасные метания? Осунулся, побледнел…
