Стивен Холл - Дневники голодной акулы
Мы оба повернулись к доктору. Скаут скрестила на груди руки, а Фидорус еще на пару щелчков провернул рукоятку катушки. На этот раз из-под волн никакого сопротивления не было. Доктор стал крутить катушку быстрее, пока в воздухе не запрыгал, роняя капли, перекушенный конец лесы. Он отцепил удилище от его креплений и втащил на палубу.
— Смотри: сверхпрочная леса — и как перерезана. Что-то вроде прилипалы?
Скаут взяла лесу и осмотрела ее.
— Что ж, иногда и я ошибаюсь, — сказала она. — Время от времени.
— Значит, это был он? — спросил я. — Людовициан?
Фидорус выбрался из своего рыбацкого кресла и поднялся, вытягивая в стороны руки и расправляя плечи.
— По-моему, да, а ты как думаешь?
Я осторожно положил гарпун на палубу и шагнул к транцу. Упершись рукой о принтер, чтобы удерживать равновесие, я перегнулся через леера и посмотрел вниз. За кормой синел океан и блестели на солнце две белые пропитанные водой страницы.
— Ну и где же он теперь? — спросил я, продолжая смотреть вниз. — Все еще здесь?
— Не знаю, — сказал Фидорус. — Может быть, и здесь.
— Здесь?
— Скорее всего. Эрик, мне понадобится новая леса, крюк и свежая наживка. Я хочу, чтобы ты…
Бум! Палуба накренилась от толчка, и меня швырнуло вперед, с силой ударив коленями о принтер. Крепления не выдержали, принтер покосился, я кубарем вылетел за борт и ухнул в волны с глухим всплеском, а потом…
Я увидел изнанку воды и пузырьки воздуха, уходящие кверху.
Кто-то схватил меня за воротник и потянул наверх..
Кто-то схватил меня за воротник и потянул наверх…
Кто-то схватил меня за воротник и потянул наверх…
Кто-то схватил меня за воротник и потянул наверх.
Кто-то схватил меня за воротник и потянул наверх.
Кто-то схватил меня за воротник и потянул наверх.
Кто-то схватил меня за воротник и потянул наверх.
Кто-то схватил меня за воротник и потянул наверх.
с такой силой, что я, обдирая спину, перевалился через борт и с глухим ударом рухнул на палубу, разбрызгивая вокруг воду. Мои ноги и руки тряслись от страха, а Скаут продолжала держать меня за ворот и кричать: «Ты, чертов кретин, прекрати падать в эту чертову воду!» Она обняла меня, и я обхватил ее руками, а она продолжала повторять мне в ухо: «Ты, чертов кретин, чертов кретин!» Я притянул ее голову за затылок: «Господи боже мой, прости, мне так жаль…» И я повторяю это снова и снова, целую ее в шею так, словно никогда ее больше не увижу, а она целует меня в лицо, и потом мы целуем друг друга по-настоящему, а чуть погодя доносится крик Фидоруса:
— …Скаут, быстрее, он заходит спереди!
Она оторвалась от меня, сбросила с лица волосы и встала на ноги.
— Как ты?
— Вроде ничего. Иди, я догоню.
Скаут поспешила туда, откуда доносился голос доктора, а я стал с трудом подниматься. В левом колене я ощутил колющую боль и зашипел, когда попытался перенести на него вес. Я видел, как исчезла Скаут, обогнув боковую стенку рубки, и услышал Фидоруса:
— Он набросился на лодку, атаковал с борта. Теперь выходит на нас в лоб.
Хромая, я обошел рубку и ступил на переднюю палубу. Фидорус стоял на самом конце бушприта, выступавшего из носа над водой. В руках у него было какое-то странное ружье.
— Эрик Сандерсон, — крикнул он, увидев меня, — видишь его? Это, доложу я тебе, настоящее чудовище.
— Знаю, — выдавил я, едва слышно и все еще дрожа от потрясения. — Знаю!
— Подходи, подходи. Теперь он у нас в руках. Скаут, как там у тебя дела?
— Почти управилась.
Я огляделся вокруг, но ее нигде не было видно.
— Он приближается! — крикнул доктор Скаут, где бы она ни была, тыча вперед своим ружьем. — Приближается!
Я посмотрел, куда указывал доктор, и увидел акулу. Я увидел высокий, жесткий треугольный плавник, медленно разворачивающийся в сторону «Орфея», и длинную, темную тень под волнами.
Когда людовициан стал набирать скорость, устремляясь к нам, его плавник поднялся из воды еще выше, раскатывая длинный след белой пены.
Сердце у меня колотилось.
— Какая здоровенная тварь, — сказал я. — Это настоящая акула.
— Нет, просто так выглядит. Как и все остальное здесь. Скаут, шевелись, она приближается. Боже мой, ты только посмотри, какой гигант!
Огромный, лоснящийся и темно-серый, людовициан, казалось, невесомо скользил в прозрачной, пронизанной солнцем воде чуть ниже перекатывающегося над ним буруна. Я непроизвольно отпрянул назад, пока не уперся в стенку рубки.
— Господи, он снова будет нас таранить?
— Нет-нет, — сказал Фидорус, поднимая ружье и прицеливаясь. — Он опишет круг и предоставит нам прекрасную возможность… Скаут?
— Готово. Давайте.
Откуда-то рядом с плечом Фидоруса раздался шлепок воздуха, вырвавшегося под большим давлением. Черная стрела, тянущая за собой тонкий провод, промелькнула над волнами и ударила акулу чуть позади спинного плавника. Доктора отбросило на палубу отдачей. Гарпун. Из-за шума, раздавшегося вблизи от меня, я вздрогнул и в недоумении оглянулся. Одна из бочек с телефонными аппаратами и справочниками повалилась на палубу, перекувыркнулась через борт и, скользя, понеслась по океану вслед удаляющемуся людовициану.
— Попал! — Фидорус сорвал с себя кепку и швырнул ее на палубу. — Ты видел? Я прицепил к твоей акуле бочку! — Раскрасневшийся, переполненный радостью старик потрясал передо мной своим гарпунным ружьем в качестве доказательства. — Как в японской легенде, Эрик! В точности как в японской легенде!
Я смотрел, как, подпрыгивая на волнах и поднимая тучи брызг, быстро удаляется от лодки пластиковая бочка, а потом медленно начал оседать на палубу, скользя спиной по деревянной обшивке рубки.
31
Речь заходит о чувствах
Пока бочка неслась за еле угадываемым силуэтом акулы, а мы преследовали бочку, Скаут стояла за штурвалом и лодка шла полным ходом, задирая нос при каждом ударе о волну, вздымая столб брызг и отбрасывая дымовые всполохи, как зенитное орудие времен Первой мировой. Фидорус по-прежнему стоял у бушприта «Орфея», налаживая дистанционное соединение. Лежа на палубе, я слышал только попискивание телефонного набора и электронные сигналы вызова — бурр-бурр, бурр-бурр — поверх сердитого ворчания двигателя и плеска волн, норовивших залить водой глаза.
