Роберт Маккаммон - Кусака
Миссис Гарраконе с Паломой и Мирандой ушли. Они отправились на Первую улицу, в католическую церковь. Отец Ортега, вооружившись фонариком, повел Рика, Зарру и Джои Гарраконе по задымленной Второй улице в противоположную сторону, туда, где за поваленной оградой автодвора плясали языки пламени.
На краю двора они остановились, обозревая разор: разбросанные куски автомобилей громоздились грудами железного лома, над погребальными кострами, в которых горели покрышки, колыхался густой черный дым, а то, что несколько часов назад было деревянными и кирпичными строениями, сровнялось с землей или лежало в развалинах.
Над всем этим нависала черная пирамида, основанием ушедшая в землю.
— Я б на вашем месте туда не полез, — предостерег кто-то. На капоте своего мерседеса с тонкой черной сигарой в зубах сидел Мэк Кейд. Он разглядывал развалины, как низложенный император. У его ног припал к земле Сыпняк. Столбняк сидел на заднем сиденье. Кейд по-прежнему был в панаме. Загорелое лицо, винно-красная рубаха и зеленоватые брюки были измазаны сажей. — Там нет ничего, за чем стоило бы лезть.
— Там мой отец! — твердо ответил Джои. — Мы собираемся его вытащить!
— Как же, как же. — Кейд выпустил струю дыма. — Пацан, там остался только пепел да кости.
— Заткни хайло, козел!
Сыпняк поднялся и угрюмо зарычал, но Кейд поставил на спину собаке ногу в башмаке.
— Я правду говорю, пацан. Там еще остались невзорвавшиеся бочонки с краской и маслом. Понял, чего я жду? Хотите пропасть ни за грош — валяйте, скатертью дорожка.
— Ты знаешь, где работал Леон Гарраконе, — сказал Ортега. — Почему бы тебе раз в жизни не сделать что-то стоящее и не помочь нам его найти?
— Гарраконе, Гарраконе… — Кейд на минуту задумался, пытаясь соотнести фамилию с конкретным человеком. Для него все рабочие были на одно лицо. — А, да! Гарраконе всегда скандалил из-за прибавки к жалованью. Он работал на ремонте моторов. А вот что от ихней мастерской осталось. Кейд куда-то ткнул пальцем, и примерно в пятидесяти ярдах от края двора они разглядели в дыму груду битого кирпича.
— Джон Гомес выбрался оттуда, — бесстрашно сказал Ортега. Порезанный, обожженный, но живой. Может быть, Леон все еще…
— Конечно. Мечтать не вредно, _п_а_д_р_е_. Вам-то что за дело до Гарраконе, черт побери? — Кейд вынул сигару изо рта и щелчком стряхнул пепел. Золотые цепочки у него на шее зазвенели.
— Леон мой друг. Впрочем, полагаю, тебе этого не понять.
— Спасибочки, все нужные друзья у меня имеются. — Дома Кейд держал целый штат служащих (пять мексиканцев), постоянную любовницу — накачанную кокаином малолетнюю танцовщицу из Сан-Антонио — и толстопузую кухарку Люсинду, но его настоящие друзья никогда не разлучались с ним. Собаки никогда не судили хозяина, не давили на него, и биополе у них было хорошее. Они всегда были готовы порвать глотку его врагам и подчинялись, не задавая вопросов: для Кейда это и означало настоящую дружбу. — Хурадо, ты-то поумнее. Объясни ты им, что они спятили.
— Нам надо посмотреть самим.
— Да уж насмотритесь, не сомневайтесь! Ты что, мужик, проглядел ту летучую сволочь? В этой паскуде сидит что-то _ж_и_в_о_е_! — Кейд махнул в сторону пирамиды. — Только суньтесь, оно и вам даст просраться!
— Пошли, — поторопил Ортега. — От этого кровопийцы помощи ждать нечего.
— Моя мамуля дураков не рожала! — парировал Кейд, когда, осторожно ступая по искореженным железным щитам изгороди и перебираясь через опасные кольца проволочной гармошки, они полезли во двор. — Я скажу Ною Туилли, где искать ваши трупешники!
Но они больше не обращали на него внимания, пробираясь в глубь двора между грудами бритвенно-острого железа и дымящихся обломков. Очень скоро из машины Кейда понесся рев и грохот: это магнитофон надрывался голосом Элиса Купера, да так, что хоть святых выноси.
На песке в беспорядке валялись детали машин и двигателей, обугленные доски, кирпичи и прочий хлам. Зарра отстал, чтобы осмотреть искореженную подвеску чего-то, похожего на "порше", перевернутого ударной волной. Отец Ортега заметил неподалеку окровавленную мужскую рубашку, но не стал привлекать к ней общее внимание. Над землей висел непотревоженный ветром темный дым, поднимавшийся от тлеющих шин. Из недр нагромождений металлического лома пробивалось свирепое красное сияние. Рик помедлил, глядя на столб света, который описывал над вершиной пирамиды круг за завораживающим кругом, и заставил себя пойти дальше.
Однако парнишка не мог избавиться от ощущения, что за ними наблюдают. Чуять такие вещи Рик выучился по необходимости, защищаясь в школе от Щепов, которые могли подкрасться сзади и ударом по почкам сбить с ног. По спине бежали мурашки. Рик то и дело оглядывался, но никакого движения в дыму не было. Он решил, что за ними не просто следят: ощущение было такое, будто его разнимают на части, измеряют, анатомируют, точно лягушку на уроке биологии. "Страшновато", — пробурчал Зарра, шагавший справа от Рика, и Рик понял, что Зарра, должно быть, испытывает такое же чувство.
Они пересекли двор и подошли к груде кирпичей и железных балок, на которую им показал Кейд. Неподалеку виднелся похожий на экстравагантную скульптуру холм из вжатых друг в дружку легковушек и грузовиков. Джои Гарраконе опустился на колени и принялся расшвыривать кирпичи, выкликая отца.
— Вы с Заррой начинайте с другой стороны, — сказал Ортега. Ребята обошли рухнувшее здание — и возле смятого небесно-голубого "корвета" наткнулись на обгорелый труп с проломленной головой. В провале рта поблескивали зубы. Рыжеватый блондин — белый, не отец Джои. Их настиг тяжелый, тошнотворно-сладкий запах. Зарра судорожно ахнул: "Щас зафонтанирую, мужик!", развернулся и, сгибаясь пополам, отбежал на несколько ярдов. Рик стиснул зубы, прошел мимо мертвеца, остановился и подождал, чтобы головокружение и дурнота прошли. К счастью, его отпустило. Можно было приступать к работе. Вернулся позеленевший Зарра.
Они стали обыскивать развалины мастерской и расчистили несколько кирпичных завалов. Примерно через десять минут упорных трудов Ортега нашел еще одного мертвеца — Карлоса Эрмосу, отца Рубена. По тому, как было скрючено тело, Ортега понял: позвоночник и шея наверняка сломаны. Потный и пыльный Джои мельком взглянул на труп и молча вернулся к работе. Сотворив крестное знамение, Ортега снова принялся отбрасывать кирпичи в сторону.
Работа была тяжелой. Рику казалось, что мастерская (передняя стена около сорока футов длиной, плоская крыша) целиком обвалилась внутрь. Он пошевелил обломок трубы, и вниз посыпались битые кирпичи, а с ними обугленная кроссовка. Сперва Рику почудилось, что это нога, но кроссовка оказалась пустой. Ее хозяина то ли похоронило под обломками, то ли выбило из ботинок ударной волной.
