Алла Марковская - Волны. Сэнп
«А я здесь причем? — Удивился Дип. — Я его не заколдовывал, я вообще бытовой магией не занимаюсь…»
— Я предлагала оставить это у корабля. Но все к лучшему. Ладно, сейчас исправим. Ты, я вижу знатного рода, татуировку я тебе погашу, так что с обозом пойдешь в сторону своего города под прикрытием. Там смоемся.
— А ты маг? — удивился парень.
— Нет… и не задавай-те мне больше вопросов, господин Лапим.
— Откуда ты знаешь?
— Я предупредила…
Дип захихикал. Откуда она знала… на татуировке были витиевато прописаны имена предков до седьмого колена.
Обоз догоняли, кто бегом, кто ленивой рысцой.
Пять длинных повозок, в которые были впряжены большие мохнатые звери на шести лапах с хоботами и тремя горбами, ростом с пять метров в холке. Вдоль обоза сновали всадники на огромных хищниках, четвероногих, и очень крахгов напоминающих. В дальние торговые экспедиции купцы ездили с женами и детьми. Вели кочевой образ жизни, не оставаясь подолгу среди благ муравейника. Целый поселок на колесах, наполненный жизнью. Даже с печными трубами в пологе повозок, из труб шел дымок, из-под пологов доносился запах еды.
Главный погонщик, сидя на своем звере, похлопывая хлыстом по сапогу, слушал рассказ Лапима о том, как они вдвоем с прелестной девушкой отстали от своего обоза, а теперь просят прикрытия, чтобы дойти до города, и у них даже гиктус есть. Дип оскалился, когда навигатор обозвал его гиктусом. Милэн хмыкнула, когда ее назвали прелестной девушкой. А парень сочинял дальше. По его рассказу оказалось, что он вез невесту для старшего брата из города Эог. Милэн кашлянула. Дип ухмыльнулся.
Главный погонщик потребовал предоставить в доказательство татуировку.
Когда Лапит снимал рубашку, у него дрожали руки, он с опасением посмотрел на светящуюся зеленым татуировку на своем плече. Хорошо, что погонщик воспринял волнение юноши, как волнение юноши, впервые столкнувшегося с проблемами, и махнул рукой: «Хорошо, еще один маг в обозе, в охране не помешает. Девушка пускай едет в повозке моей жены, а маг Лапит, конечно, на своем гиктусе». Затем велел выдать охранному магу седло. Милэн едва сдержала смех, Дип — возмущенное рычание.
* * *Он лежал накрытый старым рваным полотном, на подстилке из сена, брошенного на земляной пол. Холодно, ужасно холодно. Гэл стянул с себя саван, первое, что увидел — маленькое окошко под низким потолком, а в окошке — синее небо, ощутил запах сухих трав. Сел, болел каждый капилляр его кровеносной системы, и, казалось, скрипела от мраморной пыли каждая кость. Гэл ощупал лицо, корка грязи, но кожа и мышцы уже восстановились. Остатки одежды, как паутина, прикрывали тело, на котором уже и шрамов не осталось.
Появилось опасение, что разбойница бросила Айрэ в ближайшем селении. Гэл поднялся со стоном, держась за стену, уперся затылком в потолок, на нос упал паук, он нервно смахнул насекомое: — Интересно, насколько они сочли меня мертвым? — и чихнул.
Дверь была не заперта, за дверью земляные ступеньки как будто в небо, повеял теплый свежий ветер с запахами свежескошенной травы. Шатаясь, он поднялся по ступенькам и сел, опершись о бревенчатую низкую стенку погреба, грелся на «солнце». Хотел собраться с силами перед тем, как искать сына, но едва закрыл глаза, сразу уснул.
Рэлина заметила грязное тело в серых лохмотьях, облокотившееся о стену погреба, и не поверив глазам. Осадила вороного, подъехала поближе.
Менестрель спал. Выполз из погреба на улицу и спал.
Гаррат догнал госпожу, одернул коня и тоже оцепенел, тихо, едва шевеля губами, спросил:
— Он сам оттуда выбрался?
— Сейчас спросим, — едва ли не сквозь зубы процедила Рэлина и толкнула вороного в сторону спящего менестреля. Конь едва не наступал Гэлу на ноги, фыркал и топтался на месте, разбойница наклонилась в седле и ударила Гэла по плечу кончиком длинного хлыста:
— Просыпайся, певец.
«Солнце» било менестрелю в глаза, он щурился, рассматривая разбойницу.
— Вставай, — тихо, едва не сквозь зубы, приказала она, — выполз из погреба, доползешь и до дома. Гаррат, проводи гостя.
— Вот черт, — прошептал Гэл.
— А чтоб тебя, — как будто эхо, ответил Гаррат.
Гаррат нашел госпожу у конюшни:
— Госпожа, он колдун, и уж точно тот оборотень.
— Тише, — попросила Рэлина, — я и сама догадалась, наверно, еще на привале у реки, когда ему в глаза посмотрела, поверить не могла. Но об этом больше никто не должен знать, ты понял, Гаррат? Никто.
— Я понял. Но он разозлился… — растерянно развел руками Гаррат, — как бы порчу не навел.
— Гаррат, если этот парень колдун, то они не наводят порчу, они просто убивают, а ты пока жив.
— Но, госпожа, он спросил, где его сын, я объяснил, что в городе у вашей сестры, в безопасности, и что я сам отвез.
— А он? — с ухмылкой спросила Рэлина.
— Я думал, он меня убьет. Давайте мы его убьем, все вместе справимся.
— Ты забыл, что его уже убивали, — улыбаясь, возразила Рэлина, — а он жив. Не беспокойся, Гаррат, я договорюсь с ним. Где он?
— Я его запер в комнате, когда он мылся, и забрал лохмотья.
— Зачем? — Удивилась Рэлина.
— Чтобы он там сидел и не ходил, — ответил Гаррат, — мало ли что колдуну в голову взбредет.
— Ой, Гаррат, разве для колдуна дверь преграда?
— А сын его-то и вправду крашенный, я его узнал.
— Ты хоть ребенка ни о чем не расспрашивал?
— Да что я, изверг какой? Плакал он и к отцу просился. Еле успокоили. Пообещали, что папа скоро за ним приедет.
— Оказалось, не обманул ты ребенка, — улыбнулась Рэлина.
— А еще я сказал ему, что рыжая певунья и рыжий конь погибли.
— Как он это перенес?
— Сел на кровать и сидел, не шевелился, глаза как незрячие стали, вот тогда я и сбежал, закрыв его на ключ. Я еще никогда и никого так не боялся.
Первой мыслью калтокийца, когда он немного успокоился, было вынести запертую дверь, украсть одежду, украсть коня и скакать в столицу этой империи, к сыну. Вторая мысль — поговорить с хозяйкой дома, а третья — напомнила ему условия договора, а еще напомнила, кому он обязан спасением Айрэ.
Сидел на подоконнике, завернувшись в кусок белого полотна, выданный ему взамен полотенца, или это и было полотенце. Наступил вечер, в большой комнате полутьма, тепло и спокойно. Минута скорби, тишины и раздумий. Был ошарашен смертью Янни и потерей Огонька. Слишком привязался к неугомонному коню. И Янни была как солнечный лучик.
Рэлина открыла дверь. В руке у нее подсвечник, но сквозняк задул огонек, и Рэлина спросила у Гэла:
— Можешь зажечь свечу?
