Брайан Олдисс - Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)
Странное явление в небе приковало к себе ее взгляд. Центр бури сместился в небе из области вечных сумерек и тьмы в область произрастания Великого Баньяна. Цвет висящих на Лесом облаков из кремового сделался пурпурным; то и дело меж облаками мелькали могучие молнии, перерыва чему не ожидалось. В центре всего этого висело сплющенное солнце.
Снова услышав рядом с собой голос Содал-Йе, Яттмур гостеприимно подвинула к нему еду.
В тот же самый миг одна из изможденных женщин неожиданно начала исчезать, словно бы испаряясь в воздухе. Яттмур едва не выронила из рук посуду с едой, с выражением великого удивления глядя на происходящее. Некоторое время, довольно короткое, равное нескольким ударам сердца, женщина существовала только в виде полупрозрачного облачка. От нее оставались висеть в воздухе бессмысленными начертаниями только линии татуировок. Но потом растаяло и облачко и пропали даже татуировки.
В течение нескольких ударов сердца женщины просто не существовало. Потом медленно в воздухе снова проступили татуировки. Вслед за татуировками мало помалу материализовалось и само тело женщины, все так же стоящей с тусклым и ничего не выражающим взглядом. Окончательно проявившись, она произвела в сторону своей подруги знак руками. Вторая женщина повернулась к дельфину и промычала несколько неразборчивых слов, две или три фразы.
– Отлично! – воскликнул дельфин, довольно ударив своим широким хвостом по камню. – Ты не отравила мою еду, женщина-мать, что говорит о твоей мудрости, поэтому я потороплюсь подкрепить свои силы.
Женщина, способная к подобию речи, шагнула вперед и поставила перед дельфином горшок с едой. Черпая из горшка пригоршни еды, изможденная женщина принялась кормить дельфина, закладывая пищу в его широкую пасть. Дельфин вкушал с шумом и удовольствием, остановившись только раз, чтобы хлебнуть немного воды.
– Кто вы такие? Что вы за существа? Откуда вы пришли? Почему исчезает эта женщина? – спросила дельфина Яттмур.
С чавканьем пережевывая пищу, дельфин Содал-Йе ответствовал:
– Я могу ответить на твои вопросы, мать, но не на все. Пока что я могу только сказать тебе, что только эта немая действительно умеет «исчезать», как ты это назвала. А пока позволь мне спокойно поесть. Стой тихо.
Наконец дельфин насытился.
На дне горшка он оставил немного еды, которую разделили между собой трое его несчастных изможденных спутников, для вкушения пищи при этом в болезненном смущении отвернувшись от Яттмур и Содал-Йе. Женщины накормили своего сутулого спутника, руки которого не могли опускаться и все время, словно парализованные, торчали у него над головой.
– Теперь я сыт и готов услышать твою историю, – объявил дельфин, – и если увижу, что могу чем-то помочь тебе, то обязательно помогу, потому что ты была добра ко мне. А пока что знай, что я происхожу из самой мудрой расы на всей Земле. Сегодня мое племя обитает почти во всех морях нашей планеты и во всех наиболее примечательных уголках ее суши. Я, пророк, Дельфин Высочайшего Знания, и я снизойду то того, чтобы помочь тебе, если мне покажется, что твой рассказ и ты сама достаточно интересны, чтобы тратить на тебя свои силы.
– Ты необыкновенно высоко себя ценишь, – отозвалась Яттмур.
– Пфаф, что за толк в гордости, если Земля стоит на пороге гибели? Если тебе есть что сказать мне, мать, то начинай свой скучный рассказ, иначе мне надоест тебя ждать.
Глава двадцать четвертая
Яттмур собиралась посвятить дельфина в ту беду, которая стряслась с Грином, на голове которого поселился гриб. Но ввиду того, что таланта рассказчицы у нее никогда не было и она не знала, как строить повествование и выбирать самые важные детали, она попыталась изложить дельфину всю историю своей жизни с самого ее начала, до теперешнего положения от самых времен детства, когда она обитала вместе с пастухами на опушке Леса у подножия Черного Зева. Далее она постепенно добралась до появления Грина с его тогдашней подругой Поили, потом рассказ добрался до гибели Поили, вслед за чем она, как могла, описала их мучения и странствия и все это до той поры, пока тяжкая судьба, подобная океанским валам, не выбросила их на брега Большого Склона. Она рассказала о том, как у нее родился здесь сын, Ларен, и что, по ее мнению, с ее сыном задумал сотворить сморчок.
В течение всего ее рассказа дельфин молча возлежал на своем валуне, имея вид подчеркнуто безразличный и отсутствующий, свесив вниз длинную нижнюю губу, обнажив оранжевый полукруг своих зубов. Неподалеку от дельфина отдыхали лежа на траве бок о бок со стоящим, словно высеченная из камня статуя, сутулым носильщиком, по-прежнему держащим над головой пару неподвижных рук, две татуированные женщины, не обращающие на происходящее никакого внимания. Дельфин ни разу даже не взглянул ни на одного из своих спутников; в течение всего рассказа Яттмур его взгляд блуждал по небесам.
Когда Яттмур наконец завершила свое повествование и смолкла, Содал-Йе сказал так:
– Ты сумела заинтересовать меня, женщина-мать. Твоя история жизни показалась мне самой любопытной из всего, что я слышал до сих пор, а я, поверь, многое слышал на своем веку. Складывая вместе истории жизни всех встреченных мной созданий – обобщая и сплавляя их в горниле моего могучего разума – я создаю истинный образ окружающего нас мира, находящегося в последней стадии своего существования.
В ярости Яттмур вскочила на ноги.
– Сейчас я сброшу тебя с твоего дурацкого насеста, наглая рыба! – воскликнула она. – Это все, что ты собирался мне сказать, когда прежде предлагал помощь?
– А вот и нет, потому что я могу сказать тебе гораздо больше интересных вещей, глупая маленькая самка человека. Я говорю так, потому что твоя беда, на мой взгляд, настолько невелика, что для меня как будто бы и не существует вовсе. В своих странствиях мне уже доводилось встречать на своем пути такого рода созданий, разумных сморчков, и хотя они необыкновенно умны, у них все же есть несколько уязвимых мест, которые мой разум сразу же смог обнаружить.
– Прошу тебя, Содал, быстрее говори, что можно сделать.
– Тебе я могу посоветовать только одно: если твой муж Грин требует, чтобы ты отдала ему вашего сына, ты должна ему повиноваться.
– Но я не могу это сделать!
– Ха, но ты все-таки должна поступить так. Другого пути нет. Подойди поближе ко мне, и я объясню тебе, почему ты должна так поступить.
План дельфина Яттмур совсем не понравился. Однако за высокопарностью, заносчивостью и помпезностью рыбы лежала непоколебимая уверенность в своих силах; уже сам тот небрежный вид, с которым он выцеживал слова своего плана, словно пережевывая их, уже одно это делало их неопровержимыми; поэтому Яттмур прижала к себе Ларена изо всех сил и, наконец, согласилась.
