Игорь Колосов - Идущий
Когда она почти справилась, у соседнего дома послышался плеск выливаемой воды это наверняка была соседка, вынесшая тазик. Женщина окликнула подругу, и та, появившись в поле зрения, подошла к ней. Они виделись почти каждый день, благо, что жили рядом, но даже спустя годы были не прочь поболтать друг с дружкой, если выпадала возможность и свободная минутка.
Минутка растянулась на добрые четверть часа. Соседка уже собиралась уходить, когда в кукурузе что–то зашуршало, после чего меж стеблей возникла смутная тень. Женщины не успели испугаться. Одна из них увидела мальчика, пьяно выходившего на свободный участок. Обе застыли, неверяще изучая ребёнка, невесть как оказавшегося в кукурузе. Мальчик не замечал их, он как будто смотрел сквозь женщин. Пошатываясь, он остановился, как если бы пытался вернуть ориентацию в пространстве, определить, в какую сторону направиться.
Женщины не произносили ни слова. Та, что ещё держала в руках мужнину сорочку, чувствовала нарастающее волнение, склоняясь к мысли, что мальчик болен или измождён долгой дорогой. Почему–то она ощутила, он не местный, и, значит, бродяжничает, не доедая, не высыпаясь по–человечески. Её подруга также испытывала волнение, но иной природы. У неё промелькнули обрывочные мысли, связанные с возможной кражей, на которую, судя по всему, вполне может пойти этот маленький бродяжка. Мелькнул образ некоей абстрактной болезни, которую и заносят подобные десятилетние невинности.
Пока женщины, замершие, слегка шокированные, в общем–то, не самым невероятным зрелищем, переваривали бессвязные, обрывочные образы и мысли, мальчик споткнулся о кочку и, не удержав равновесие, неловко осел на землю. Он по–прежнему никого не замечал, лишь засопел, пытаясь встать. Однако, казалось, израсходовал последние силы.
И медленно, неуклюже растянулся на земле. Только руки подрагивали, и голова приподнималась, чтобы снова прикоснуться затылком к траве.
Женщина с бельём в руках неуверенно приблизилась к мальчику. Её подруга прошептала:
— Вдруг он заразен?
— Он, наверное, просто замучился. Может, перенести его в дом?
Соседка неодобрительно фыркнула.
— Дело твоё. Я бы не связывалась, мало ли что, — она сделала пару мелких шажков в сторону своего дома. — Ладно, совсем с тобой заболталась. Пойду.
Женщина посмотрела вслед своей подруге, перевела взгляд на мальчика и некоторое время так и стояла, не зная, что делать. Мальчик шевелился, вяло, угловато, как умирающий с голоду щенок. Женщина вспомнила, муж ещё не ушёл, и решила, что надо бы с ним посоветоваться.
2Луж расхаживал по комнате и время от времени заглядывал в окно. Он смотрел, прежде всего, на небо, словно жаждал на ощупь контролировать силу рассвета. Изредка он бросал незаметные взгляды на главу Ордена.
Старх сидел в глубоком кресле у стены. Сидел абсолютно неподвижно. Казалось, он то ли спал, то ли дремал. У его ближайшего помощника даже возникали абсурдные, конечно, мысли, что для Старха происходящее потеряло какую–либо ценность и смысл. Естественно, это было не так. Однако в отличие от Лужа Старх принял крайнюю расслабленную невозмутимость. Что ещё раз доказывало, глава Ордена по праву занимает своё место.
Вот–вот встанет солнце, выкатит свою оранжевую размякшую после сна плоть, и пока не проснётся окончательно, землю, дома, деревья, людей будет заливать нежный, безобидный свет. Рассвет пришёл, но обнадёживающих сведений нет. Мальчик исчез, растворился в ночи Антонии, и даже с десяток многоопытных талхов так и не обнаружили его. Позже, когда зачинавшийся день выплеснет на улицы города сотни людей, шансы Ордена на скорое исправление собственной чудовищной ошибки резко уменьшатся. Конечно, те, кто скользил бесплотными тенями в предрассветной Антонии, и дальше будут изучать улицы и людей своими пытливыми, пронизывающими взглядами, будут, несмотря ни на что. Как механизм, прекращающий движение лишь в случае собственной смерти.
Луж думал об этом, и в общем потоке мыслей попадались вопросы, которые он так и не задал Старху после того, как они с Занлом вернулись из подвала. Конечно, Луж лично, вместе с Уинаром, спустился туда, но это не имело какого–либо значения. Подвал был пуст, мальчик исчез. Как это произошло, ни Старх, ни Занл не объяснили. Впрочем, Луж подозревал, что Занл вряд ли бы смог что–то объяснить, даже если бы захотел.
Он выглядел РАСТЕРЯННЫМ! Он, Занл. Талх, входящий в совет Ордена! Монах уровня, предполагавшего, что он останется бесстрастным, даже наблюдая, как пытают близкого ему человека. Этот монах выглядел, как подросток, первый попавшийся, просто взятый с улицы. Безусловно, для этого должна была существовать причина, невероятно веская.
Луж знал, что это за причина. Мальчик, которого, казалось, уже передали Ордену в руки, исчез из замкнутого пространства самым непостижимым образом.
Пожалуй, это выглядело в его глазах более серьёзным, нежели то, что мальчик не найден по горячим следам. В конечном итоге, даже если его поймают снова, талхи опять встанут перед той же проблемой.
В дом наведался Уинар, сообщил, что ворота открыли, и по улицам уже началось движение.
Старх негромко произнёс:
— Пусть у ворот будут не двое, а трое. Но ты лучше продолжай поиски на улицах.
Уинар кивнул и вышел. Луж проводил его взглядом, пока талх не выпал из поля зрения. Затем повернулся к Старху. Тот никак не отреагировал на прекращение движения своего помощника по дому.
— Мы думаем, он сбежал, — медленно, подбирая слова, произнёс Луж. — Но вдруг мы ошибаемся?
Старх выплыл из созерцания дощатого пола, поднял взгляд, посмотрел на Лужа. Тот добавил:
— Что если во всём виновна летучая мышь? Она ведь могла убить его или как–то уничтожить.
Старх молчал, и Луж спросил:
— Ты ведь слышал запах этой твари?
Старх пошевелился всем телом, словно ему стало неудобно сидеть.
— Запах твари? — переспросил он, голос его был глухим, далёким, как если бы монах находился в трансе. — Тварь могла его, конечно, убить, но не успела. Судя по тому, что мы не обнаружили трупа.
Луж превратился в статую, которую обволакивал серый, мутный свет, струившийся из окна, теперь талх не расхаживал по комнате.
— В подвале была необычная летучая мышь, согласен, — продолжал глава Ордена. — И всё–таки это существо представляет собой то же, что и остальные его сородичи. Всего лишь летучую мышь, не больше. Я понимаю, Древние посчитали бы, что в дело лично вмешался тот, благодаря которому тварь и вела себя подобным образом. Дьявол, как они его называли. Однако всё это домыслы, беспочвенные и суеверные домыслы. Никакой Дьявол не станет вмешиваться в Природу Вещей. По крайней мере, таким образом. Что ни говори, Ему легче было бы лично вмешаться с самого начала. Без посредничества различных лесных тварей. Тем более таких жалких.
