Александр Плонский - Прощание с веком
Послесловие к главе. Вот перечитал ее и понял, насколько наивен был в своих выводах. Прошло всего полтора десятилетия, а в нашем политическом лексиконе главенствуют такие понятия, как экстремизм, религиозный фундаментализм, не просто конфликты между государствами, а не поддающаяся доводам разума межнациональная рознь. Будучи и ученым, и фантастом, думаю со страхом: а что если обезумевший фанатик, ворочающий миллиардами долларов, запустит на орбиту одну единственную ракету, и не с ядерным зарядом, и не с боевым лазером, а всего-навсего с "мешком" безобидной алюминиевой пудры? Не окажется ли она для человечества страшнее водородной бомбы? Или все это моя "свихнувшаяся" фантазия?
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
НЕБО, ОТКЛИКНИСЬ!
Если бы не было ничего, в тебе уже заключалось бы все: Величие
безбрежной пустоты, всеобъемлющее спокойствие Цветущей
синевы... Высоко, высоко
в отдалении Струятся мечты
твоих водопадов...
Альбин Цоллингер (1896 - 1941)
В этой главе я расскажу о самолете и "о себе". Нет, речь пойдет не о моих "подвигах" или воздушных приключениях. Мне хочется поделиться грустной историей о друзьях, для которых небо и самолет значили все: величие безбрежной пустоты, всеобъемлющее спокойствие цветущей синевы и многое из того, что не под силу выразить Альбину Цоллингеру. Все помнят Александра Матвеевича Матросова, закрывшего своим телом амбразуру вражеского дзота, но лишь очень немногим известны имена сотен героев, совершивших такой же подвиг - слава избирательна. Все хорошо знают Алексея Петровича Маресьева, летчика, который после ампутации голеней обеих ног продолжал воевать и сбил еще семь вражеских самолетов. Его подвиг увековечил Борис Полевой в "Повести о настоящем человеке". Но вряд ли кто слышал имя летчика-штурмовика Валентина Цветкова. Он, потеряв в бою ступни, тоже продолжал летать, пусть не на фронтовом "ИЛ-2", а на учебном самолете "ПО-2" парашютно-планерного клуба. Но он летал! Кстати, о "ПО-2", переименованном из "У-2" в честь его конструктора Николая Николаевича Поликарпова. Этот самолет, с которого я совершил десятки парашютных прыжков, впервые взлетел в 1928 году и выпускался вплоть до 1953 года, то есть подобно "ТУ-104" и "ИЛ-18" принадлежал к плеяде самолетов-долгожителей. Задуманный Поликарповым как сугубо учебная машина, он во время войны стал ночным бомбардировщиком, вызывавшим мистический ужас у фашистов. Бесшумно планируя, словно ангел смерти, "ПО-2" распоряжался своим небольшим бомбовым грузом точно и экономично, поражая цели с малой высоты, парализуя врага внезапностью и неотвратимостью удара. Этот допотопного вида самолет, внешне немного напоминавший "Ньюпор", на котором 27 августа 1913 года штабс-капитан русской армии Петр Николаевич Нестеров первым выполнил "мертвую петлю", положив начало высшему пилотажу, не зря отмечался призами на международных авиационных выставках (в 1930 и 1936 годах). Вроде бы хрупкая стрекоза - фанера и перкаль, а надежность, живучесть, неприхотливость завидные. Но вернусь к рассказу о Цветкове. Он тщетно стремился на фронт медкомиссия была непреклонна. "Повесть о настоящем человеке" вышла позже, в 1946 году, и сослаться на прецедент Цветков, естественно, не мог. А это был в высшей степени мужественный человек, кавалер орденов Красного знамени и Отечественной войны, словом, настоящий летчик-штурмовик. Им он оставался и в кабине "ПО-2" - любил пройтись "бреющим", чтобы трава ложилась под воздушной струей. А начальником летной части у нас был мастер парашютного спорта Владимир Кривой - летчик, что называется от бога: смелый, расчетливый и вместе с тем бесшабашный. Мог приземлиться если не на "пятачке", то уж на деревенской улице - точно (кстати, это он сбрасывал меня со ста метров). В нем было что-то от Валерия Чкалова. Сейчас я убежден: под бравадой скрывался "комплекс неполноценности" - на фронт его почему-то не брали, летать приходилось на "кукурузнике", это ему-то, пилоту божьей милостью! Остается ввести в рассказ еще одно действующее лицо - Толю Алексеева, лейтенанта, штурмана транспортного "Дугласа" С-47А. Мы познакомились так. 20 августа 1944 года на подмосковном аэродроме в узком кругу праздновали День авиации, и я участвовал в двух групповых прыжках с "Дугласа". Вывозил нас Толя (разумеется, в составе экипажа). Парашюты были новенькие, шелковые, многоцветные - зрелище необычайно красочное. В те времена летчики не любили прыгать с парашютом и всячески от этого отлынивали (впрочем, теперешние летчики, возможно, напротив, обожают парашютные прыжки - чего не знаю, того не знаю). Но, как говорится, дурной пример заразителен: Толя Алексеев увлекся парашютизмом и, благо наши аэродромы располагались по-соседству, стал к нам наведываться. Вскоре мы с ним подружились. Гляжу на выцветшую фотографию: Толя и я - оба в гимнастерках, один с погонами, другой без. Сидим в обнимку. На Толе фуражка с летной кокардой, на мне - шлемофон. И еще такая деталь: у меня в руке Толин пистолет "ТТ". Снимок сделан отцовским "ФЭДом". Помню, как проявлял пленку, печатал снимки... Дней пять после этого не появлялся на аэродроме - хворал. И чувствовал себя неловко, потому что была моя очередь дежурить - лететь за бензином. Бензин добывали правдами и неправдами - в основном, клянчили у военных. В фюзеляже "ПО-2" имелся грузовой отсек (правильно или нет, но мы называли его гаргротом). В гаргрот как раз помещалась бочка. Управлялись с ней вдвоем - летчик и подсобная сила, именуемая дежурным. Поправившись, поехал на аэродром - электричкой до станции Силикатная. Приезжаю, спрашиваю: - Толя не появлялся? Я ему снимки привез. В ответ слышу: - Так ты ничего не знаешь? Похоронили Толю и Валю Цветкова тоже. Толе исполнился двадцать один год,, мне - девятнадцать. И в мозгу зазвенело: "Не может быть, как же так? Ведь неделю назад мы с ним бродили по Москве, он признался, что у него еще не было девушки. Теперь уже и не будет. И вообще ничего не будет... А ведь лететь с Цветковым полагалось мне!" ... За бензином решили отправиться на двух машинах. Вместо меня напросился случайно заехавший на аэродром Толя Алексеев, его посадил к себе Цветков. На самолете Кривого стоял новый мотор, к тому же форсированный. У Цветкова - старый и слабенький. Лететь парой было тяжело. Договорились встретиться на подлете к "цели". И вот Кривой отмеряет круг за кругом, а Цветкова нет и нет. Радио на самолетах отсутствовало. Оставалось лететь навстречу. На берегу Москва-реки толпа, перевернутый самолет... Нужно быть Кривым, чтобы приземлиться там, где приземлился он. Цветков погиб сразу, Алексеев еще жил. Он сказал: - Это был настоящий бреющий полет, на "Дугласе" так не полетишь... Подвел мотор, с трудом перевалили через крутой берег, а там линия электропередачи... Я уже признался, что люблю и ценю поэзию. Но ни намека на поэтический дар во мне, к великому моему сожалению, нет. И юношеские стихи, написанные под впечатлением утраты, привожу не из-за их литературных достоинств, а единственно потому, что они - сама память.
