Леона Райноу - Год последнего орла
- Вернусь-ка я, пожалуй, к себе на спутник, - сказал я, попробовал привстать, но не смог. - Впрочем, мне бы хотелось узнать все до конца. Вы покорили аудиторию.
- Ну, раз вы хотите знать... есть еще Оранжевая Смерть, Лиловая Смерть, Ярко-Зеленая Смерть - это уже от загрязнения воздуха.
- Это что, массовые удушения? Как было в семидесятых годах?
- Нет-нет, такого теперь не бывает. Теперь происходит только медленное отравление остаточными углеводородами и всякими их синергистами, которых полно в воздухе.
- С ума сойти, - сказал я. - Но почему не обязали всех носить кислородные маски?
- Пытались обязать, и все несколько лет в них ходили. Но потом кто-то решил, что это - нарушение свободы личности.
У меня опять заболела голова. И я почему-то надел цветные очки, хотя в этом не было никакой необходимости.
- О, простите! - передо мной снова была сестра милосердия. - Вы так побледнели! Я все-таки вызову такси и отправлю вас домой.
- Нет, нет. Все равно мне нужно осваиваться. Вы начали рассказывать мне о профилактических прививках...
- О, они - прекрасная вещь. Вся беда только в побочных явлениях. Тем более, что неизвестно, какой припадок от какой прививки, - может быть, какие-нибудь две прививки действуют так в сочетании с тремя другими, или прививка номер шестнадцать - в сочетании с номером двадцать девятым, или номер двенадцатый...
- Вспомнил, - перебил я. - Еще при мне основали Институт лечения последствий лечения, - это было, кажется, в семьдесят пятом году?
- Правильно. Но потом и средства от побочных явлений начали давать побочные явления. Вот и пришлось организовывать Институт терапии последствий лечения последствий лечения. Это было в восемьдесят втором.
Ее профессиональная серьезность куда-то исчезла, она даже хихикнула. Мне тоже стало как-то свободнее.
- А потом и новые лекарства стали давать реакцию...
- Ну да, - перебил я, улыбнувшись, - и, наверное, пришлось создать Институт борьбы с последствиями терапии последствий лечения последствий лечения!
- Как вы догадались? Но бланки и вывески стали вдвое дороже, чем раньше, и тогда придумали новое название - "Институт И Т.Д.". И в три раза сократили расход на бланки. Вот там-то я и работаю.
Мне удалось уговорить ее пообедать со мной. По моим воскресным мясным талонам мы получили прекрасное настоящее филе, а по моей спецкарточке спаржу с Аляски и мороженое, такое ароматное, что мы даже почти не ощутили в нем примеси минерального масла. Я был счастлив, что могу с кем-то поделиться своими заботами, и рассказал ей все о своем назначении, о возложенной на меня ответственности и о чувстве одиночества, охватившем меня при виде полного безразличия моего комитета.
- Я вижу, вы твердо решили добиться своего. Что ж, в таком случае делайте все, что можете, и пусть эти гады на вас шипят. Плюньте на них! Лучше путешествовать в одиночку, чем тащить кого-то за собой!
- В одиночку! - вскричал я. - Мисс Лэнг, вы понимаете, какая это огромная задача? Какая ответственность? Я один просто не смогу справиться!
- Ну что вы! - ее прохладные пальцы легко прикоснулись к моей руке, как будто она хотела посчитать мне пульс. Думаю, что она и правда его считала. Но меня это успокоило.
В одиннадцать часов я проводил ее домой. В полумраке коридора она дотронулась рукой до моего лба. Я попытался обнять ее, но Либби осторожно увернулась.
- Я думаю, вам следует принять еще две таблетки, - сказала она своим профессиональным участливым тоном. - Ни в коем случае не спите на сквозняке. И ни о чем не думайте. Читайте, пока не уснете, если у вас найдется какая-нибудь книга. А если вам не станет лучше, позвоните мне завтра.
Я понял, что все ее поведение, вся участливость носили чисто медицинский характер, а наши вечерние развлечения были всего лишь лечебным моционом. Не знаю почему, но мне на минуту стало грустно. Впрочем, это продолжалось недолго. Я был твердо намерен видеться с Либби Лэнг как можно чаще.
Пятидесятизвездный Зал, венчавший 107-этажное здание Космоцентра, выглядел очень торжественно. Он был весь залит яркими лучами вмонтированных в потолок пятидесяти прожекторов - по числу штатов. Под потолком вращался громадный стеклянный шар, сверкавший разноцветными бликами и отбрасывавший на стены таинственные, причудливые тени. Воздух, специально обогащенный кислородом, придавал необычную бодрость. 24 августа уже с 8 часов утра на крышу здания один за другим посыпались правительственные аэроциклы. Они доставляли на заседание научную и политическую элиту Америки.
Ожидая начала, все возбужденно обсуждали последние новости о возвращающемся с Марса космическом корабле. По мере того как он приближался к Земле, новости день ото дня становились все более волнующими. Это тянувшееся целый год приключение было отличным материалом для газетчиков. И даже когда очередные сообщения задерживались, обозреватели всегда находили, что рассказать о полете. Ведь это поднимало престиж Америки.
"...Сегодня мы получили новые важнейшие известия с нашего знаменитого космического корабля. Отныне установлено, что солнце с Красной Планеты кажется в полтора раза меньше, чем с Земли. До нашего эпохального полета об этом важнейшем факте свидетельствовали только математические расчеты; теперь же он доказан окончательно. Этим и подобными открытиями наша космическая экспедиция уже многократно окупила все расходы по ее снаряжению..."
Но сегодняшние известия бодрости не вселяли и звучали мрачновато. Один астронавт вчера умер и был катапультирован. Мы уже давно знали, что из одиннадцати человек экипажа один скончался еще на пути к Марсу. Было известно также, что двое других помешались и одного из них как будто (хотя об этом и не было официального сообщения) держат чуть ли не в смирительной рубашке. Но вчера умер еще один. И это был сам капитан Клекстон!
- Тише, тише, что-то передают! - воскликнула женщина с портативным приемником.
Все замерли в ожидании, а она крепче прижала наушники.
- "Выяснилось, что астронавт Клекстон в течение некоторого времени был нездоров... но никто не предполагал, что болезнь серьезная. Диагноз не сообщается... Лазерная кремация состоялась в четыре пятьдесят пять утра... Дальнейшие сообщения будут передаваться по мере их получения..."
Она озадаченно огляделась вокруг и жалобно сказала:
- Какой ужас!
- А если никто не вернется? - спросил какой-то мужчина. - Что будет с запечатанным контейнером?
Настроение у всех было подавленное.
Но плохо ли, хорошо ли, а заседание Национального Юбилейного Комитета должно было идти своим чередом. Оказывается, планы юбилейного празднества обсуждались уже давно.
