Артем Гай - Мистификация
— Товарищ Левин? С вами говорят из приемной генерального директора… — Говорил твердый мужской голос секретаря или референта.
— Я вас слушаю, — буркнул Левин.
— Рюрик Александрович хотел бы знать, как вы расцениваете состояние оперированной вами ночью больной, которой он оказывал первую помощь.
— Когда уходил из больницы, состояние ее было вполне приличное.
— Когда это было?
— Часа четыре назад.
— И с тех пор?.. — В твердом голосе улавливалось едва ли не осуждение, или это только показалось Левину, но ответил он жестко:
— Вы правы, с тех пор я сплю.
— Извините… — У той трубки произошло какое-то замешательство, затем твердый голос более мягко спросил:- Как вы считаете, ногу удастся спасти?
— Сейчас трудно говорить определенно, но надеюсь, что удастся.
— Благодарю вас.
— Пожалуйста. Если вас будут интересовать свежие данные, звоните в справочный стол больницы. Он работает круглосуточно.
— Понятно. Извините. До свидания.
Все чинно, но Левин не был уверен, что разговор получился. А что он должен был сказать постороннему Кате человеку, разбудившему его через два часа после возвращения с суточного дежурства?
Левин был смущен непонятным сном, оставившим на душе тяжесть, но и расстроен тем, что не удалось отоспаться, как он мечтал целую неделю — полдня в тренировочном костюме под пледом. Так удавалось только после дежурств, да и то не всегда. Левин протянул руку к большому старинному стулу, на котором рядом с телефонным аппаратом всегда была навалена гора журналов и книг. Ничего, почитать вот так днем тоже неплохо.
И, как всегда, любимый круг его чтения — приключения, фантастика, проблемы, гипотезы — сразу увлек его, окончательно развеял остатки неприятного сна. Он читал о скульптуре небольшого народа Восточной Африки маконда, безграмотные художники которого вырезают из дерева удивительные стилизованные фигурки, несущие на себе следы абстрактного искусства с космическими мотивами! В этих творениях, считают специалисты, не только многовековая традиция народа, но и что-то более глубокое, не имеющее пока объяснения и создающее "загадку маконда"…
Левин вспомнил прочтенное недавно в папочке с папиросными листками — там какой-то профессор высказывал предположение, что человек на Земле «насажен»! Собственно, всякий профессор не более чем живой человек, и все человеческое ему присуще, в том числе заблуждения, мечты и прочая суета сует. Ведь в той же папочке Левин вычитал о гипотезе известного академика об информационном поле мироздания! Что открывает эта идея, по которой информация — не только привилегия живых систем, где она используется для приспособления, размножения и т. д., но атрибут материи вообще?! Все существует во всем, и все помнит обо всем! И не значит ли это, что Время может течь не из прошлого в будущее, а как река, по которой мы поднимаемся, — навстречу?..
Иван Петрович, заложив руки под голову, смотрел в белый потолок, ровно и неярко освещенный пасмурным днем. Сколько неясного и загадочного вокруг нас! Как удивительно интересно жить и думать в этом изменчивом мире, который мы, несомненно, переделываем, являясь при том лишь ничтожной его частицей. И разве возможно определить, как могут когда-нибудь сказаться на этом самом мироздании «переделки», исходящие от тех самых "его частиц"? Может быть, осознав это, некие высокоразвитые существа и не вмешиваются активно? Действительно. Все может быть, все, что лежит в русле реальности, пусть еще и не постигнутой нами.
Он вспомнил о недавно прочтенном где-то: во время раскопок в Танзании в культурном слое полуторамиллиардной давности обнаружены хорошо сохранившиеся скелет и череп четырнадцатилетнего мальчика. Вот тебе и зарождение жизни на Земле полтора миллиарда лет назад! Если это не очередная мистификация, то можно, по сути, спустить на тормозах теорию эволюции Дарвина. А?..
Иван Петрович тихо рассмеялся, сладко потягиваясь перед тем, как подняться с дивана. И подумал с радостью, что в бесконечном потоке бесконечно разнообразного мира самым надежным, прочно ставящим на ноги и привязывающим к земле является лишь конкретное дело, которым ты занимаешься, которое любишь и в котором совершенствуешься. И сразу же пришло воспоминание о Кате, об операции, сделанной им прошлой ночью. А что, очень даже неплохо получилось! Теперь главное — чтобы без осложнений, "вытащить"!.. Он шел в ванную полный энергии и оптимизма.
Действительно, чтение и размышления о прочтенном приятно и неприметно уводили от забот и тягот ежедневности, приобщали к чему-то очень значительному и важному, возможно. Но только мысли о работе, как и она сама, способны были принести Ивану Петровичу ощущение счастья.
5Катя просила никого не ставить в известность о случившемся с нею: родных в городе не было, а на работе оформлен отпуск.
Левин постоянно чувствовал в ней напряженность, отмеченную им еще утром после операции. Отчужденность. Словно в ней постоянно шла какая-то большая душевная работа. Необъяснимым, удивительным было лишь то, что связана эта работа совсем не с тем, что привело Катю в больницу, и даже не с ожидаемыми результатами операции. По крайней мере, непосредственной связи Иван Петрович не улавливал и вскоре получил тому неопровержимое подтверждение.
Дела у Кати шли хорошо, и Левин обещал, если и дальше будет не хуже, через несколько дней разрешить ей вставать. Но это сообщение, судя по реакции Кати, не очень ее обрадовало.
— Вы хотите сказать, что только к концу недели разрешите вставать? Когда же я смогу выписаться? Мне необходимо поскорее выйти отсюда, Иван Петрович.
— Бог мой! Не нужно было врезаться в столб, Катя! Вы должны быть просто счастливы, что у вас так хорошо идет заживление. Пока. Плюйте каждый день по три раза через левое плечо.
— Вы верите в приметы?
— Если угодно, я верю в удачу, как и большинство хирургов. Так вот, с полным основанием надейтесь на благополучный исход, будьте этим счастливы и не думайте о днях!
— Милый Иван Петрович, я не способна быть счастливой и сейчас могу думать только о днях.
— За то недолгое время, что я вас знаю, Катя, вы и без того наговорили мне, простите, кучу небылиц. Так что будем исходить только из существующих реальностей.
— Хорошо. Если бы вы взялись лечить собаку, то исходили бы при этом из собачьих реальностей, не так ли? А это значит, не стали бы препятствовать ей зализывать рану.
— На двух ногах вы лучше залижете свои раны, уверяю вас, — усмехнулся Левин.
— Иван Петрович, моя история не показалась вам странной? Две аварии и все прочее?
