Рэй Олдридж - Хребтовые ныряльщики
Сейчас я позволил своим личным беспокойствам просочиться в каждый эпизод так, что эта работа стала историей обо мне, а не о безымянном посёлке и его жителях.
Я был обеспокоен и расстроен, но по какой-то причине я сохранил эту дорожку. Может, была необходима перемена, может, я ошибался относительно того, чего хотят мои фэны, или, возможно, изменилось то, чего они хотели.
Я встретился с Одорини в назначенное время. Ресторатор надел тёмный плащ и плотно затянул капюшон вокруг лица. Он выглядел немного зловеще в свете ламп.
Он глянул мне на ноги. «Вы обули удобные туфли. Очень хорошо. Идём?»
Он привёл меня к ближайшему входу в пещеру и прижал ладонь к идентифицирующей пластине. Раздался перезвон и железные ворота со ржавым скрипом отошли назад. Всё это было очень атмосферно. Одорини бесстыдно подыграл этому эффекту. Он повернулся и поманил меня внутрь, уставившись широко раскрытыми глазами. «Пойдём со мной… вниз, вниз, вниз во тьму», — сказал он и дико захохотал.
Как только мы вошли внутрь пещеры, включилось автоматическое освещение и стала видна искусственная ровная дорожка. Одорини слегка подтолкнул меня локтем. «Ну как я?» — спросил он.
«Чересчур», — ответил я. «Мне придётся вырезать вас из этой сцены».
Он воспринял это с юмором. «Полагаю, что вы правы. Я не создан для мелодрамы. Моё лицо слишком серьёзное».
Я начал подумывать, что сделал ошибку, наняв Одорини. Его постоянное осознание моих целей отвлекало.
«Послушайте», — сказал я. «Сделайте мне одолжение, притворитесь, что вы не знаете меня? Притворитесь, что я просто ещё один турист».
Он взглянул резко официально. «Конечно. Мне следовало знать лучше».
Когда мы зашли поглубже в пещеры, я осознал, что примитивный посёлок сверху был преднамеренно привлекательным своей оригинальностью фасадом. Пещера была основательно модернизирована — хорошо освещена, с тропинками с упругим покрытием и стальными перилами. На некоторых перекрёстках были маленькие автоматизированные киоски, где можно было приобрести указания, как куда дойти, так же как горячие напитки и легкие закуски.
«Вы удивлены?» — спросил Одорини.
«Ну, да», — сказал я. «В моей комнате есть раковина. Ванная — в конце коридора».
Он засмеялся. «Мы — туристический аттракцион. Разве ваше агентство в Черепе не обещало Настоящее Переживание? Большинство посетителей довольны этим; мы ведём их вниз к Колодцу Перерождения разными путями. Камень сыреет, факелы коптят, играет жуткая музыка. Понимаете?»
«О».
«Но вам следует знать о нас правду. Вы знаете, почему у посёлка нет названия? Потому, что Совет по Развитию Туризма, по-видимому, не может предложить название, которое понравиться всем. У нас было бы название, если бы мы что-то могли; можете себе представить, как трудно рекламировать безымянное место?»
Мне было очень неуютно от этого разговора; мои перспективы на создание успешного путешествообзора, по крайней мере, в обычном виде, кажется, исчезают. В некоторой степени все туристические места — фальсификации, но туристы не любят, когда им напоминают об этом факте. «По-вашему, это всё звучит тривиально».
«Нет, нет. Я не это имел в виду». Его острое старое лицо потемнело и стало печальным. «Нет ничего тривиального в ныряльщиках. И они — центр всего; всё наше процветание происходит от них и наркотика. Наша индустрия основана на страхе, а страх никогда не тривиален».
Пока он говорил, он провёл меня в боковой коридор, где начинался жилой уровень. Здесь были обширные открытые пространства, вырезанные в известняке и заполненные удивлённой толпой.
Мы медленно продвигались, а Одорини отпускал непрерывные комментарии.
Двое голых мужчин дрались в железных перчатках на затопленной арене. Они осторожно двигались по кругу, отражали удары друг друга в граде желтых искр. «Гладиаторы с Дильвермунских кровавых стадионов. Они прибывают сюда, чтобы научиться контролировать свой страх», — сказал Одорини. «Они начинают с незначительного количества наркотика и увеличивают дозу до тех пор, пока страх не станет поддающимся управлению. Тренируемым. Таким же образом мы оказываем содействие приверженцам других опасных видов спорта, солдатам, докторам, художникам».
«Художникам?»
Одорини чуть злобно мне улыбнулся. «Художникам, да. Они — самая многочисленная группа среди тех, кто обитает здесь, внизу. Разве не все хорошие художники знакомы со страхом и его разрушительными результатами?»
И действительно, следующее открытое пространство было чем-то вроде студии, где мужчины и женщины работали по разным ремёслам. Гончары потели над кругами, живописцы стояли у мольбертов, стеклодувы щурились на яркий свет печей. Одна женщина у огромного ткацкого станка метала свой челнок взад и вперёд с маниакальной интенсивностью и ругалась низким свирепым голосом.
«Вы отрицаете это?» — спросил Одорини.
Я пожал плечами.
Его улыбка стала менее дружелюбной. «Сами посудите. Чего бы художнику не бояться? Ведь так много вещей, чтобы бояться: критики, бедность, нудная работа и скука. И самое страшное из всего… то, что бесталанен и, поэтому, растратил свою жизнь в тщётном стремлении. Я вполне уверен, что каждый художник, не зависимо от того, насколько он успешен, временами страдает от такого страха, за исключением тех, у которых поистине чудовищное и искалеченное эго».
«Думаю, что так», — сказал я глухим голосом, чувствуя, словно на меня напали.
Он взглянул на меня с внезапно сочувствующим выражением. «Я полагал, что вы прибыли сюда, чтобы разобраться с вашим собственным страхом. Я был неправ?»
«Я не знаю», — сказал я. «Я не думал, что это так, когда планировал это путешествие».
«А», — сказал он без следа скептицизма. «Ну что же, пусть будет так, Майкл. Вы знаете, существует очень мало сходства между отсутствием страха и храбростью».
Мы прошли через комнату сурово-лицых мужчин и женщин, которые дёргались и растягивались в ремнях эмоцигогических стульев, глаза их закатились.
«Солдаты», — сказал Одорини. «Они переживают былые сражения, чтобы узнать, что они могли сделать, если бы меньше боялись».
Следующей была комната танцоров, затем комната певцов в аудио-изолированных кабинках, затем комната жокеев грависаней в симуляторах. Я остановился посмотреть; размышление обо всех этих страхах вызвало у меня головокружение и болезненное состояние.
Одорини, по-видимому, почувствовал моё неудобство. «Пойдёмте, посмотрим кое-что, что редко видят туристы». Он провёл меня через стальные пневматические двери, на которых значилось Только для Основного Персонала.
