Василий Щепетнев - В ожидании Красной Армии
Старик не обманывал себя, не успокаивал, просто знал - совладаем. Проигрывают начинающие, таковы правила, а начать удалось не ему.
Тихо сегодня. И в небе, и на земле. Все ходят на цыпочках. Прислушиваются, ждут. Боятся, что он боится. Это и хорошо, и плохо. Что боятся - хорошо. Правильно. Плохо, что допускают, что он может испугаться.
Разве он боится? Нет. Предполагать, что он боится - все равно, что предполагать, будто он толстовец, непротивленец, пацифист. Тогда почему он здесь, а не командует - там?
Он здесь потому, что, во-первых, этим он ограждает себя от паники. Паника страшнее и заразнее чумы.
Во-вторых, у него появилась возможность спокойно и трезво оценить ситуацию.
В-третьих, ему нужно разработать стратегию. Конкретную стратегию для конкретной ситуации.
И, в-четвертых, он ждет.
Старик поморщился, поймав себя на том, что думает словно доклад читает. Катехизисные приемы хороши когда? Катехизисные приемы хороши тогда, когда нужно вдолбить идею в чужую голову, малограмотную, а то и просто дурную. Сейчас нужно иначе. По другому.
Лист бумаги на столе становился белее и белее.
Светает.
Старик снял колпачок с вечного пера и начал писать:
"Братья и сестры!"
* * *
Перекись пенилась вяло, нехотя, и, пропитав марлю, сбегала по руке вниз, обретая по пути грязный рудный цвет.
Я потянул за край повязки, разматывая набухший бинт. Последний, болезненный виток, и рана обнажилась.
- Повезло, - подбодрил я больного. Тот согласно кивнул,
- Зацепила легко, - и вдруг заплакал, неумело, пытаясь удержаться, и оттого еще громче, взрывнее.
- Ну, ну, не так уж больно, - соврал я. Больно быть должно: рана неглубокая, но обширная. Я набрал новокаин в шприц.
- Жалко Рекса, - пробилось сквозь рыдания. - Он меня спас. Я с ним был, когда на меня налетел... налетело... - он беспомощно покачал головой. Чувствую, руку задело, я ее к лицу вскинул, защищаясь, а тут Рекс подоспел. Темно, фонарь из руки выбило. слышу, по земле катаются, Рекс и... оно. Пока бегал за светом, пока вернулся, - он не замечал, как я очищал рану, от новокаина его развезло вернее, чем от водки, лицо раскраснелось.
- Чего я вру - вам, себе? Не возвращался я. Закрыл дверь и ждал до утра до самого. Вы шел, а от Рекса... - он отвернулся и замолчал. Я наложил последний шов, перебинтовал, повесил руку на повязку-косынку.
- Посидите, я заполню карточку. Фамилия?
- Волгин Максим, - он успокоился. На вид.
- Надолго здесь?
- Экспедиция. Трассу размечаем.
- Какую трассу?
- Старая узкоколейка рядом. То ли восстанавливать собираются, то ли новую строить, - словами он отгораживался от недавних слез. - Как начальство решит.
- Живете где?
- У нас автофургон. я с товарищем. Он вчера отлучился в район. На мопеде,прибавил после паузы.
- Вы не знаете, кто вас покусал?
- Говорю же, темно было. Может, волк?
Я не собирался снова слушать плач.
- В таких случаях обязательно прививаться против бешенства.
- Прививайте...
- У меня вакцины нет. Это всего лишь деревенский медпункт. Вам придется вернуться в Огаревку.
- Никак нельзя. Тогда я ничего не заработаю. И товарища подведу, в одиночку трассу не снимешь. Вы постарайтесь, пожалуйста...
- Я записку напишу, пусть ваш товарищ в районе вакцину возьмет и сыворотку. Раз мопед есть. А я привью.
Он уходил, неся раненую руку, как носят саперы неразорвавшийся снаряд. Я вывалил из таза в ведро бинты, в сукровице и перекиси, ополоснул голубую эмаль кипятком, протер дезинфектом. Антисептика - залог успеха! Нам доверяет весь мир, две тысячи процентов годовых!
Железный бочонок "для медицинских отходов" прятался за голыми кустами. Дух лизола сонно шевелился на дне. Я перевернул ведро. Дух всколыхнулся, потянулся вверх, пытаясь зацепиться за край, но не удержался, сорвался. Я сыпанул хлорки для компании, веселее вдвоем будет.
Крышка громыхнула, закрывая бочонок. Не скоро заполнится такими темпами. Зимой. Или весной. Возьму у совхоза поганую телегу, покидаю вилами "медицинские отходы", свезу на свалку, в Вороний овражек. С праздником первой бочки, дорогие товарищи! Ура!
Робкий кашель за порогом прогнал праздные думы. Я поспешил открыть дверь. Больной, второй за день! Пациент определенно шел косяком.
* * *
Черная тарелка репродуктора орала изо всех сил, хрипя и надсаживаясь. Юлиан вопрошающе посмотрел на дежурного. Тот отрицательно покачал головой.
Будем ждать.
Музыка - все больше медь и барабаны, а если пели, то бодро, празднично, парадно. Под такие песни маршировать на плацу сподручно, или канавы копать на субботнике.
Лейтенант обернулся скоро.
- Идем, Мартынов.
Полуторка тарахтела, распуская чад. Холостой ход . Холостой год. Бывает.
Лейтенант проверил пломбы на ящиках.
- В кузов.
Ящики тяжелые, запросто не взять.
- Три, четыре! - вдвоем с Ленчиком рывком вскинули груз, а в кузове его подхватили, принимая, Иваны, уральский и рязанский. Другой ящик полегче, но тоже не для слабосильных.
Следом за ящиками забрался в кузов и он. Иваны перенесли груз в будку, большую, в полкузова, поставили на мат, чтобы не растрясло. Ленчик снизу подавал винтовки - Иванам, ему, свою, потом и сам залез, качнув грузовик.
Иваны остались в будке, а он с Ленчиком устроились на скамейке у борта, сдвинул лопатки по ремню. Мешают сидеть.
- За воздухом следите, - напомнил лейтенант, и, не дожидаясь уставного ответа, пошел к кабине.
- Ну, как, не выступил еще товарищ Сталин? - Ленчик спрашивал, наверное, в десятый раз. Первогодок, резвости много.
- Нет, - ответил Юлиан коротко.
- А почему, как думаете? - не унимался Ленчик, а Иваны из будки следили внимательно, зорко. - Когда выступит?
- Когда время придет.
Машина тронула, но, проехав всего ничего, остановилась у ворот. Проверка.
- Повезло вам, - Ленчик счастливо улыбался.
- Повезло?
- Ага. Вам же дебилизация шла.
- Демобилизация.
- Я и говорю, дебилизация. Чуть-чуть, и не застали бы войну. Обидно, небось, было б. А так - повезло.
- Я везучий, - согласился Юлиан. - И с финской повезти успело, и с этой теперь.
- Товарищ сержант, вы как понимаете, возьмем Берлин к Октябрьской? - это из будки Иван уральский. И, как всегда, заспорил Иван рязанский:
- Что к октябрьской, раньше. к жатве управимся. Интересно, какое лето у них в Германии?
- Я не к тебе обращаюсь, деревня. Так как, товарищ сержант?
- Когда надо будет, тогда и возьмем. Прекратить разговорчики.
Ворота раскрылись, и полуторка поехала дальше. Будка прикрывала от ветра, но все равно дышалось трудно, легкие раздувало встречным потоком воздуха, приходилось отворачиваться, чтобы вдохнуть.
- Здорово! - костяшки кистей у Ленчика побелели, он крепче вцепился в борт, но каждый ухаб добавлял восторга.
