Александр Казанцев - Трагедия в Нью-Мексико
— Эта спутница — моя дочь.
— Правда? И вы не побоялись взять ее с собой в такой опасный рейс? Я счастлива за вас! Ведь вы могли счесть ее погибшей! Она такая прелестная у вас. Я была польщена, услышав, что чем-то напоминаю ее.
— Это правда, — согласился Коэн.
— Вот и отлично, дорогой Коэ. Я могу вас так называть? Вы стали мне уже таким близким. Одно меня беспокоит.
— Что именно, Сестра? — поинтересовался Коэн, размышляя о том, в какую ошибку впали его соплеменники, приняв спасительную операцию за препарирование. Не следует забывать, что они участники первого эксперимента. Еще нет ни у кого опыта.
— Меня беспокоит, что она, выздоравливая, попадет в жесткие лапы с когтями агентов ФБР. Они постараются узнать у нее, как лучше убивать большие массы людей, о чем она, наверняка, и представления не имеет. А они изощренные палачи.
Коэн был ошеломлен. Узнать у самой Коэлли, что происходит с ее биодвойником, пока она в забытьи, невозможно.
Словоохотливая и настойчивая Сестра вытащила Коэна на прогулку.
Ему было тяжело преодолевать земное притяжение. Сестра раздобыла легкое кресло на колесах и ласково, как малое дитя, посадила туда Коэна.
— Ну вот и солнце нам светит. Как я завидую вам, воспринимающему, как мне сказали, его энергию вместо отвратительной нашей процедуры поглощения и переваривания пищи. Гадость! Я преклоняюсь перед вами, не говоря уже о вашей высшей гуманности, приведшей вас на нашу неустроенную планету. Я благодарю Бога, что он позволил нам встретиться. Я очень религиозна и предана католической вере. Побывала в Риме, имела счастье поцеловать руку самому Папе. Мне казалось, я возношусь к небу. И представьте себе, нечто подобное ощущаю и теперь, общаясь с вами. Вы — святой для меня. И посланы нам Богом.
— Не знаю, Сестра, чьей заботою сердечной вы посланы ко мне.
— Да, заботой о вашей раненой дочери, которой грозит такая опасность. Как уберечь ее от негодяев, которые самыми недостойными методами будут выпытывать у нее нужные им сведения. Я ломаю себе голову, как уберечь такую очаровательную девушку.
— И это можно сделать? — прозвучал в мозгу Сестры вопрос Коэна.
— Можно! Но, конечно, не обращаясь к высшей власти, у которой не дрогнула рука разом уничтожить сотни тысяч мирных, даже не военных людей. Что им до какого-то чужепланетного существа…
— Если не они, то кто же может ей помочь?
— Вы, Коэ, только вы!
— Каким же образом? Я с радостью дочь бы заменил.
— Я уверена, что мы поймем друг друга и убережем вашу девочку…
— Сестра, вы — ангел, — готов был расчувствоваться не только биоробот в военном госпитале близ Атланты, но и подлинный Коэн. Он спешил убедиться, что его Коэлли очнулась в соседней комнате и поделится с ним впечатлениями ее биороботного двойника.
Но когда он вошел в комнату еще не очнувшейся дочери, то увидел вскочившего с сиденья у постели биоинженера.
— Извините, профессор, меня. Я не мог ее покинуть. Это выше моих сил.
Коэн потрепал его по плечу:
— Вы говорите так, будто биоробота Коэлли не существует, а она жива!
— Не может того быть! — воскликнул Эвиэн. — Мои приборы подтверждают, что биосвязь Коэлли с биоклетками двойника прервана из-за их уничтожения, видимо, огнем.
— А мне передали информацию, что Коэлли в биороботе жива, подверглась лишь операции, спасшей ее ногу. Не подействовал только наркоз, что здесь вызвало ее страдания.
— Ввели вас в заблуждение, профессор! Такого случиться не могло. Прелестная Коэлли ваша не операцию без наркоза перенесла, а препарирование с изъятием внутренних органов жизнеобеспечения робота.
— Как странно, — в смущении произнес профессор Коэн. — Должно быть я психологически не разобрался в людях тех!
Но в людях своей планеты, в чувствах молодого биоинженера он разобрался точно и с внутренней улыбкой попросил добровольную сиделку позвать его, когда очнется дочь.
Редакция журнала
поздравляет
Александра Петровича
КАЗАНЦЕВА
с 91-м Днем рождения!
Здоровья, творческих открытий.
12. Анатом и капеллан
Кто верует, всегда блажен.
Средь крепостных церковных стен.
Врачи, препарировавшие погибшую в сбитом объекте загадочную девушку без женских признаков, долго не могли прийти в себя.
Извлеченные из трупа органы ни на что не походили. Ни на желудок, ни на кишечник, ни на печень или почки. И мозг был ни человеческий, ни обезьяний. Словом, препарированное существо, очевидно, разумное, судя по высокой технологичности летательного аппарата без обычных двигателей, не было человеком, созданным Богом по образу и подобию своему. Как же это могло быть?
И старший из патологов доктор Браун, связанный не только устрашающей подпиской о неразглашении, но и клятвой на Библии в присутствии священника базы Корнуэлл отца Майкла, за невозможностью обратиться еще к кому-нибудь пришел за разъяснениями к нему.
— Сочтите это за исповедь, святой отец. Но сделанное нами препарирование неизвестного существа лишило меня покоя. Враг человеческий подкинул этого урода, чтобы усомниться нам в Священном писании.
— Похвально, сын мой, твое обращение к церкви, чтобы приобщиться к Святой Истине.
— Потому я к вам пришел, святой отец.
— Любой интеллигентный человек, не сомневаясь в вере, должен понимать Божественную символику Священного писания. Семь дней творения от вечности идут. И всяких динозавров и свет далеких звезд, миллиарды лет летевший к нам, в единый тайный акт включают.
— Где ж человек, подобный Богу, повелевшему ему жить и размножаться, когда у этой инопланетянки нет того, что отличало Еву от Адама?
— А кто сказал, что Всемогущий, звезды зажигая, планет не создал вокруг них и не позволил жизни там развиться?
— И разумные там лишь внешне человеко- или богоподобны?
— Почему внешне? Не знаем мы пока, каких нам братьев Бог сотворил. И к нам летя, мечтали ли они о встрече с лаской или посланцы дьявола они. Все в Высшей воле, доктор Браун. Останься с верою, сын мой.
Но доктор Браун был все же врач. Загадочные внутренности препарированного существа по-прежнему смущали его. Вот если бы не грозная подписка о неразглашении и поспешное сожжение пришельцев, американская наука внесла бы неоценимый вклад в познание мироздания. Но… сидящие вверху считают, что им виднее…
Законопослушным католиком остался доктор Браун.
13. Обольщение арифмометра