Александр Мирер - Дождь в лицо
-- Ничего, -- сказала Аленка. -- Все прошло. Я себя лучше чувствую, чем утром. Что у тебя в руке?
-- Изотопчик. -- Андрей показал ей свинцовую трубку с пластмассовой рукояткой -- кобальтовый излучатель. -- Я вчера еще брал с собой -- кое-что проверить.
-- Ну и что?
-- Когда ты упала, я сбил крышку, и резанул по акустике, один раз. Ты сразу перестала корчиться, я резанул еще раз, и трубка разбежалась.
-- Так им и надо,-- сказала Аленка.
... В лодке они сразу потащили с себя комбинезоны. Не было сил терпеть на теле мокрую толстую ткань, Андрей дышал с тяжким присвистом. Вымыть бы его в ванне, с хвоей. Но где там -- ванна... Лучше об этом и не думать...
Она посмотрела вдоль берега. Воздушные корни переплетались диковинным узором, -- как на японских гравюрах. Под самым берегом дважды ударила рыба, побежали по воде, пересекаясь, полукруглые волны. "Это было уже, -- подумала Аленка. -- Гравюра, черные корни и два звонких удара". И еще она вспомнила, как в самый первый выезд, когда вертолет еще стоял посреди поляны, она почувствовала, что много-много раз увидит эти корни, и берег, и поляну.
Андрей протянул ей тяжелую фляжку, обшитую солдатским сукном. Чай был холодный и свежий на вкус, потому что фляжка все утро стояла на солнце; Аленка сидела, опираясь на борт, и пила маленькими глотками. Уплыть, и больше никогда не видеть --ни Клуба, ни берега, ничего. Лежать в домашних брюках на ковре и читать. Какую-нибудь дрянь, Луи Буссенара, или "Маленькую хозяйку большого дома". Она знала, что это пройдет, но ближайшие два дня им не стоит ходить в муравейник. Она не могла бы вспомнить, что с ней было, когда она корчилась там, перед Клубом. Даже если бы захотела. Все это было где-то внизу, под человеческим, и сейчас она была сухая и шершавая, как сукно, и чудное дело, все это подействовало на Андрея больше, чем на нее.
Он и торжествовать не в состоянии. День торжества. "Сегодня -- день победы и вчера был день победы, -- подумала Аленка. -- Но тебе не до побед". Андрей сидел, опустив распухшие руки.
-- Ну-с, можешь плясать, -- сказала Аленка. -- Гипотеза муравьев разумных получила экспериментальное подтверждение.
-- Да, -- ответил Андрей и отвернулся. Аленка почувствовала, как сердце остро подпрыгнуло -- тук-тук -- и отозвалось в животе. Палатка одиноко маячила вдали над поляной.
-- Пошли домой. Надень-ка шляпу, сейчас же.
Андрей надел шляпу. "Плохо; Плохо ему совсем".
-- Что это было, Андрей? Инфразвук?
-- Не знаю. Наверно. Как ты себя чувствуешь?
-- Отменно я себя чувствую.
-- Не врешь? -- вяло спросил Андрей.
-- Чудак, -- сказала Аленка. -- Я прекрасно себя чувствую.
-- Посчитай пульс.
-- Брось, ей-богу. Не больше восьмидесяти.
-- Гребем в рукав.
Аленка опустила весло.
-- В какой рукав?
-- К запруде.
-- Никакой запруды. Обедать и спать.
-- Хорошо, -- ватным голосом сказал Андрей. Оставайся обедать, а я пойду к запруде.
-- Ты же помрешь.
Андрей посмотрел на нее и надел черные очки, которые она ненавидела. Лодка повернулась на месте и двинулась к рукаву.
-- Они-то мыслят, и заботятся о будущем, -- бормотал Андрей, -- зато мы думать перестали... -- Это почему?
-- Сейчас увидишь.
"Ладно, я тебя разговорю", -- подумала Аленка.
-- А почему... -- она хотела спросить, почему она забеременела здесь, а не дома, в Москве, в тишине и покое.
-- Что -- почему?
-- Каким образом они заботятся о будущем?
-- Пытаясь нас уничтожить.
-- Вот это -- да... -- сказала Аленка. -- По-моему, совсем наоборот.
-- Ну, конечно, конечно... Разум -- всегда гуманен... Ты об этом спрашиваешь?
-- Ну, примерно, так.
Андрей, как спросонья, почесал голову под шляпой, вздохнул, и, наконец, посмотрел на Алену сквозь очки.
-- Предположим, это логичный вопрос, если говорить о человеческом разуме. Который, м-м-м, ну, прошел определенную школу эволюции. В какой-то мере логичный. А насчет Клуба -- это зряшный вопрос.
Он опять замолчал, но Алена знала его хорошо, и она уже почувствовала себя в силе -- пирога ходко шла под веслом, и с каждым взмахом дышалось все глубже, и голова становилась яснее.
-- Излагай, -- сказала Алена. -- Давай, давай, я слушаю.
-- Хорошо. Гуманность -- продукт эволюции, и продукт достаточно поздний. Это ощущение человечества как единого целого, -- сказал Андрей, и Алена увидела, что он готов. Голова заработала.
-- Каждый человек -- член человечества. Но мы едины. Убить человека -значит убить самого себя. Это сущность гуманности.
-- Теория, а? -- сказала Алена.
Андрей фыркнул -- удовлетворенно:
-- Вот и я про то... Ощущая другого человека как брата своего, мы все равно с охотой его убиваем. За примерами ходить недалеко, -- он кивнул через плечо в сторону деревни. -- А крокодилов уж ты решительно отказываешься считать братьями меньшими, сколько я тебя ни уговаривал...
-- Сначала ты их уговори, -- сказала Алена.
-- Ну, пока ни один крокодил тебя не скушал... А вот муравьеды очень охотно жрут эцитонов, а мы с точки зрения Клуба очень похожи на муравьедов. Гигантские, бессмысленные, жадные твари... Скажешь, у нас есть орудия? У муравьеда тоже есть, и тоже убийственные -- когти и язык... в метр длиной... Лазим к ним, лазим; Сколько мы уже перебили солдат? Тысячи...
-- Андрюш, ну опять ты за свое... Они же на нас нападают.
-- Лазим, как крокодилы под палаткой, -- не унимался он -- Муравьеда тоже укусами не прогонишь... пока не гукнешь в морду инфразвуком. Гуманность, гуманность... С его точки зрения, -- теперь он кивнул в сторону Клуба -- гуманно было бы оставить его в покое.
Сегодня он мог убедиться, что мы неагрессивные, а?
-- Крокодилы тебя сто раз убеждали... Ну, поглядим, вдруг он действительно что-то поймет.
-- И окажется умнее меня, -- сказала Алена.
-- Ах черт, руки так трясутся... Давай я погребу.
Он греб одним веслом, по-индейски, стоя на колене, лицом к носу пироги. Аленка не видела его лица, но знала, какое оно: отрешенное и вытаращенное: смотрит как будто очень внимательно, но ничего не видит и про себя свистит. Ей приходилось подруливать.
-- Когда ты свистишь про себя, ты воздух не выдуваешь, а втягиваешь, да? -- спросила она и добавила: -- О, мудрейший!
-- Что? -- спросил Андрей. Он отрешенно взглянул через плечо и вдруг ухмыльнулся, щеки пошли складками.
-- Я думал, что летучие мыши тоже дают ультразвук. Его ультразвуком не удивишь.
Пирога развернулась, и там, где сидела Алена, теперь был нос. Она сняла пистолет с комбинезона и повернулась вперед. За спиной плескало весло, нос пироги резал застойную воду, как студень. Болото лопалось пивными пузырями -- гнилые коряги, серые столбы москитов над водой, а слева от берега -гигантский фиолетово-розовый цветок. От него тоже пахнет гнилью. И похоже, что впереди -- целое стадо крокодилов.
