Александр Мирер - Дождь в лицо
Андрей сидел в кабинете с Костей. Поначалу они спорили тихо, и пили "Спотыкач", а потом Андрей захмелел и стал орать.
Симка потихоньку встал и пошел в кабинет.
-- Что он орет? -- спросила Лика, глядя вслед Симке. Тогда Аленка тоже пошла в кабинет. Симка грустно смотрел на Андрея, приложив два пальца к губам -- знак высшего внимания. Костя презрительно улыбался.
-- Модель мозга в муравьиной семье, -- говорил Андрей, не сводя глаз с Симкиных пальцев. -- Допустим, что двести тысяч муравьев соединили свои головные ганглии.
-- Ты выпей, -- сказал Костя, но Симка только повел ресницами.
-- Вопрос, -- сказал Андрей. -- Как это может произойти, ага? Я думаю, так: бивуачный клуб Эцитонов почему-то не распался.
-- Почему? -- тихо спросил Симка.
-- Мутация. Вывелся очередной расплод, должен быть сигнал -- идти в поход, понятно? Предположим, что в результате мутации этот расплод не принимает сигнала...
-- Понятно. -- Симка опустил пальцы. -- Мутанты останутся на месте: стационарный клуб...
-- Ага, а в клубе у них непрерывный контакт через сяжки. Правдоподобно, ага?
Она долго не могла отучить его от сибирского "ага"...
-- Вот и добился своего, ага? -- сказала Аленка, и осторожно дернула Андрея за ухо.
-- Это ты, -- пробормотал Андрей, -- а я сплю.
-- Вот и просыпайся теперь, -- сказала Аленка. -- Поешь и спи дальше.
-- Нет...
Так он и не проснулся. Алена заставила его перебраться в палатку и он проспал весь день -- свой день победы -- и проснулся только следующим утром.
IV
Еще один рассвет, а за ним еще один день. Невыносимо парит, наверно, днем прольется гроза. Ковбойки мокрые, по палатке бегут капли -- влажность девяносто пять, температура тридцать. С утра. И солнце еще не вышло из-за леса.
Очень жарко и душно, и тяжко на сердце, как всегда в такие дни.
Андрей, распухший, как резиновая подушка, пьет кофе и пишет план опытов на сегодняшний день. Он страшно возбужден, у него токсическая лихорадка после укусов. Завтракать не хочет. Попугай Володя сидит на перилах и смотрит на стол то одним, то другим глазом, -- клянчит. Время от времени он произносит: "сахаррррок".
Крокодилов не видно.
Так начинался самый важный, решительный день. Среди глухих джунглей, в затопленных лесах, трипанозомных, малярийных и бог еще знает каких.
Аленка думала обо всем этом и крутила свою утреннюю карусель. Завтрак, посуда, снаряжение. Сверх этого она нашла чехлы для контейнеров, яркооранжевые, как переспелые апельсины; прижгла Андрею укусанные места -двадцать восемь укусов. Потом забралась в палатку и записала в дневнике: "Очень вялое самочувствие, неровный пульс. Испытываю тревожные опасения. Когда пытаюсь их сформулировать, получается, что О. создают какое-то биополе, враждебное мне и вызывающее тяжелое настроение. Хотя возможно, это обусловлено моим состоянием и жарой".
-- И все, -- бормотала Аленка, пряча дневник на самое дно ящика. -- И кончено. Теперь ни пуха, ни пера. В самом деле, ей стало легче, когда она влезла в комбинезон и выставила на солнце термобатареи. Вентилятор гнал по мокрому телу прохладный воздух, и с непривычки было знобко, пошла гусиная кожа. Андрей с кряхтеньем шагал по тропе, жужжал над головой диск, листорезы сыпали па комбинезон дождь шинкованных листьев, и ей стало спокойно и уютно, как у себя в прихожей.
-- Сейчас начнут, -- сказал Андрей. -- Давай пока проверку слуха.
Они включили магнитофончики и Андрей принялся шепотом наговаривать цифры. Алена повторяла то, что слышала. Цифры Андрей заранее выписал на бумажку из таблиц случайных чисел. С расстоянием становилось слышно не хуже, а лучше. На дистанции тридцать метров Алена четко-четко слышала комариный голос с подвыванием: "нольноль-девять-четыре..."
И внезапно муравьи начали второй опыт.
Атака.
Крылатые обрушились на шлем из-за спины, совершенно неожиданно и сразу закрыли забрало. Аленка вслепую сдернула чехол с контейнера, включила секундомер и замерла, глядя на стекло. Противно заныли виски -- стекло кипело муравьями у самых зрачков.
... Пунцовая каша на забрале -- кривые челюсти скользят, срываются, щелкают, как кусачки, и кольчатые брюшки изогнуты и жала юлят черными стрелочками.
"Не жалят, берегут яд, -- подумала Аленка, берегут, берегут, для дела берегут", -- и ей стало жутко при одной мысли о деле. Под маской было красно, как на пожаре, Огненные скребли челюстями везде, кругом, у груди и подмышками, и внезапно забрало очистилось. Секундомер -- стоп. Несколько крылатых еще бегали по стеклу, мешали видеть Андрея. Она смахнула их -ступайте, недисциплинированные. Пешие колонны, не успевшие вступить в бой, разворачивались на тропе.
Алена, вздрагивая, прошла по муравьям к Андрею.
-- Сколько? -- спросил Андрей.
-- Три и семь.
-- У меня четыре секунды ровно.
-- Неважная у тебя реакция, -- сказала Аленка. -- Посмотри на свое стекло.
-- Чистое.
-- "Только и всего", -- сказала Аленка.
-- Не понял.
-- Яда нет. Грызли, но не жалили, только и всего.
-- Ой, -- сказал Андрей. -- Половина Нобелевской твоя.
-- Моя. А почему они знают, где тело, а где костюм?
-- Ведает о том господь, -- сказал Андрей.
-- Ну вот. Поздравляю тебя, они разумные.
-- Еще бы, -- сказал Андрей. -- Умней иного человека.
-- Поздравляю, -- сказала Аленка и посмотрела на его счастливое лицо, они повернули к Клубу, держась в тени деревьев.
Солнце стояло уже на полпути к зениту, над обрывистым берегом старицы, и всей мощью обрушивалось на стену джунглей, окружающих поляну полукольцом. Солнце отражалось от глянцевых листьев, от светлой коры и озаряло до дна глубокий грот. Большой Клуб был похож на большой костер, или лесной пожар, иди на стекло, раскаленное горелкой.
Люди осторожно пересекли поляну, не подходя к гроту. Целая туча крылатых жужжала в воздухе, просвечивая, как ягоды красной смородины, а из грота выдвинулись боевые колонны и замерли у края тени.
-- А здорово, -- сказала Аленка. -- Я поняла теперь, на что он похож. Как будто вылили цистерну смородинного варенья, и оно застыло потеками.
-- Да, -- сказал Андрей. -- Образ. Трехметровые потеки варенья. Он похож на извилины мозга, раскаленного мыслью.
... Вот он. Шорох и скрипы в огненной глубине. Огненные сталактиты, спускающиеся с потолка и полированных стен. Сколько их здесь? Полмиллиона -говорит Аленка, миллион -- считает Андрей, но разве их сочтешь? Живые фестоны из малоподвижных слепых муравьев, сцепившихся ножками. Они скрыты под сплошным бегущим слоем рабочих, как под мантией. В неукротимом беге мчатся рабочие, завихряясь на выступах Клуба, и чистят его, и кормят, и приносят ему тепло и влагу. Вот что такое -- Клуб... Мозг, составленный из миллиона единиц. Мозг, который нельзя обмерить и взвесить. Его охраняют не лейкоциты и антитела, а беспощадные солдаты, вооруженные челюстями и ядовитым жалом. Вот они стоят, выровняв ряды, как павловские гренадеры, и отсвечивая, как дифракционная решетка, а за ним сияет Клуб и вся поляна розовеет в отраженном свете.
